Владислав Болтунов - Пожиратели душ

Война – тело, сотканное из вшей, крыс и разлагающихся тел. Слишком много на мне греха, слишком много пролитой крови. Впервые я познал вкус войны в ноябре тысяча восемьсот девяносто девятого года, будучи рядовым сопляком, я попал в первую пехотную дивизию. Нам предстоял тяжелый путь в суровых условиях. Мы шли на помощь гарнизону и местным жителям, находившимся под осадой буров в городе Кимберли. Первый бой мы приняли у подножья Бельмонтских высот, и он оказался для меня последним в этой войне. Взбираясь под свист пуль с винтовкой Ли-Метфорд и стреляя в сторону врага, я был дважды ранен. Как помню, я с криком бежал на врага, будучи на открытой местности. Мою голень внезапно пронзила адская боль, пуля прошла навылет, повреждая кость и разрывая икру. Я сразу же повалился на землю, чудом оставаясь в сознании, но моё пребывание в нем продлилось не более тридцати секунд. Вторая пуля раздробила мою плечевую кость, застряв в ней, после чего я сразу отключился. Когда я пришел в себя, полевой врач извлек из меня пулю и наложил швы. Тогда произошло чудо: я мог истечь кровью, но бог приготовил для меня другие испытания. Я вернулся в Оксфорд в родительский дом, где меня ждала мать и мой младший брат. Отца мы потеряли на войне, и все в доме держалось на матери. Она была сильной женщиной, я ни разу не видел, чтобы она плакала, разве что когда я вернулся домой и сошел с поезда. Помню, как она бежала за ним, держа за ручку брата и расталкивая толпу, а когда поезд остановился и я сошел с него с помощью товарища, она внезапно остановилась, встретив меня взглядом, и заплакала. Мы подошли к ней, брат сменил моего сослуживца, смотря на меня снизу вверх. Не произнося ни слова, мы стояли около минуты молча, пока я, проглотив ком в горле, наконец-то не произнес:

– Мама, я вернулся, я здесь, все хорошо.

Я бы ее обнял, да страшная боль в плече то и дело давала о себе знать. Я встал напротив нее, беспомощный, не способный вытереть собственные слезы. Я прижал свою голову к ее голове и замер.

– Что же ты наделал, сынок?

Она обхватила мою голову руками, проникая через мои глаза прямиком в душу.

– Прости, мама, прости!

– Как ты мог, сразу после смерти отца?

– Я был глуп, мамочка, прости, я хотел отомстить за него.

– А как же мы? Ты оставил нас с Джорджем совсем одних.

– Знаю, мамочка, мне нет оправданий. Вы… вы примите меня обратно?

– Ты же часть нашей семьи, мы никогда тебя не оставим. Как же я проклинала эту войну, Боже, я каждую ночь молилась, чтобы ты вернулся ко мне живой.

– Я здесь, мама, все закончилось, я оставил войну, и уже навсегда.

В тот день я и представить не мог, что война когда-то снова постучит в мои двери и призовет меня на свои кровавые поля.

После того как мои раны затянулись, я пошел работать в полицию, по стопам своего отца, и дослужился до лейтенанта. Жизнь моя не была сказкой, но все же в ней было много прекрасных моментов. Встреча с моей прекрасной женой Дианой был одним из них, как и рождение моей очаровательной дочери Эйми.

На дворе был сентябрь тысяча девятисот четырнадцатого года, газеты пестрили лозунгами о сплочении: «Вступайте в ряды Британской армии, защите жизни своих родных и близких». Беда, которая надвигалась на нас, не могла оставить меня в стороне. Я и еще несколько моих товарищей с работы решили пополнить силы Британской армии. Я знал, что война принесет только горе, но я не мог позволить, чтобы кто-то захватил нашу страну и устанавливал в ней свои правила. После записи на фронт мы хорошенько выпили с друзьями в баре, это было нужно, ведь предстоял разговор с женами, и их одобрения уж точно никто не ждал. Сейчас я не могу вспомнить без слез прощания со своей семьей, как прижимались ко мне жена и дочь, как они молили меня остаться. Если бы я только знал, что уготовит мне судьба, я бы, может, поступил иначе.

Сейчас я лежу, захлебываясь кровью, это рано или поздно бы произошло, слишком долго мы бегали из окопа в окоп. Когда на поле боя привезли бронированные машины, все мы ликовали, а немцы бежали от ужаса с криками: «Дьявол идет!» Жаль, я не увижу нашей победы. Я чувствую, как желудочная кислота обжигает все внутри, я задыхаюсь, меня тащат в окоп, но крепкие руки, что сжимали меня, разжались. Кровь хлынула из моего горла, и это конец. Задыхаясь, я зажал горло руками. Я смотрел на синее небо и видел в нем свою прекрасную дочь и любимую жену. С ними рядом стоял молодой отец, обнимающий мою мать и младшего брата. «Вот и конец», – подумал я.

Обувь человека может рассказать многое о своем хозяине. Проработав двадцать лет сапожником в семейной мастерской, я знал много о ней. Взглянув лишь раз на обувь, я сразу мог сказать, что представляет собой тот или иной человек. Не сказал бы, что я любил латать поношенные башмаки, но эта профессия дала мне все, о чем я мог только мечтать. Благодаря ей я не задумывался о том, что у меня не будет денег на еду, благодаря ей я встретил прекрасную девушку по имени Марта. Она принесла на починку свои коричневые туфли с бантиком, на которых отслоилась подошва, и это была любовь с первого взгляда. Благодаря моей работе у меня трое мальчишек и чудесная девочка, копия своей мамы: глаза карие, волосы прямые, каштанового цвета. Когда она вырастет, то весь мир склонится перед ее красотой. У меня, можно сказать, была беззаботная жизнь, хоть и с ростом семьи становилось труднее заработать на нее. Вся моя жизнь рухнула в один день, когда в мой дом постучались и призвали меня на войну. Я знал, что немцы шли на все, чтобы одержать победу. Они пустили желтое облако хлора на французов. Страшнее такой смерти ничего не может быть. Я боялся быть отравленным или, будучи раненым, истекать кровью. Мне пришлось их оставить – всю мою семью и мои башмаки. Те условия, в которых мы воевали, можно было назвать адом: вокруг витала вонь гниющих тел, в ушах стоял непрекращающийся шум. Ни вздохнуть, ни поспать, ни сходить в туалет. Форма воняла мочой и дерьмом. Каждый божий день я молился, чтобы вновь увидеть родные мне глаза, пройтись по своей мастерской, поспать в чистой постели, наесться вдоволь, приласкать жену, а после заснуть и проспать до обеда. Вместо этого мы застряли уже как целую вечность у этой гребаной реки!

Утро и очередное наступление, земля тряслась под моими ногами, вокруг стояли крики, стоны, выстрелы, взрывы. Вся эта какофония заставляла сердце разрываться в груди. Я высунулся из окопа, как вдруг внезапная боль, и свет сменил темноту, на смену которой моим глазам открылся сюрреалистичный мир.

Где я? Мое тело, ничего не чувствую. Как странно, конечности вроде подвижны, но ощущений никаких нет.