Владислав Болтунов - Пожиратели душ

Мир живых завяз в ожесточенных боях, души появлялись как грибы после дождя, они были повсюду. Многие, увидев исполинских смоляных существ, в ужасе бежали прочь, остальные же не могли понять, что с ними произошло. Они склонялись над телами, крича и ругаясь, пытались вернуться в них, но их попытки были тщетны.

Монстры при виде свежего блюда сразу же переключились с двух невзрачных тел, но одно чудовище чувствовало иную энергию и целенаправленно надвигалось на них.

Разбежавшись, оно взметнуло в воздух и прыгнуло на О’Брайна, чуть не раздавив его. Ему чудом удалось отпрыгнуть в сторону. Он попытался подняться и бежать, но монстр схватил его за туловище и потащил в рот. О’Брайн зажмурил глаза и приготовился к неизбежному, но внезапно смерть от него отступила и он полетел вниз. Раздался пронзительный вопль чудовища, который заглушал всю какофонию звуков. Джеймс отсек одним ударом руку монстра. Его оружие было словно объято пламенем, оно горело ярко-красным светом. Но не только это изменилось в нем – сабля совсем поменяла форму, став длиннее и толще. Рукоять её словно срослась с рукой Джеймса, кончик клинка едва касался земли, а заканчивался плечом его обладателя. Джемс после своего первого удара не растерялся, он уже не был похож на испуганного рядового солдата. Что-то поменялось в нем, в его глазах, в его решимости и силе. Он с силой оттолкнулся от земли и молниеносным ударом рассек брюхо чудовищу. Из распоротого пуза наружу пролился яркий свет, который ослепил Джеймса. Из твари выплескивались остатки поглощенных душ. Оружие, что слилось с рукой Джеймса, затряслось и начало поглощать в себя весь свет, что выходил из брюха монстра. Джеймса обволокла дикая боль, внутри него разгоралось адское пламя, его рука начала опухать и раздуваться. От этих нескончаемых терзаний его тела он упал и отключился.

Очнулся Джеймс в полуразрушенном здании, которое было когда-то двухэтажным домом. Сейчас же там не было ни крыши, ни дверей, ни окон. Остались лишь бетонные плиты, полуразрушенная лестница и кирпичные стены, потрескавшиеся и разбитые от бомб, что были обрушены с небес. Над ним с ошарашенным видом завис О’Брайн.

– Джеймс! Очнись, черт тебя дери.

– Где я, что произошло?

– Ты убил эту тварь, вот что! После чего с тобой начала происходить какая-та хрень, ты стал светиться, как чертова лампа, и ты упал, после чего свет внезапно погас. Признаюсь, я хотел тебя бросить, потому что ты выглядишь хуже, чем те твари. Когда я тащил тебя, я молился богу, чтоб ты сдох. Извини, просто я думал, что, когда ты очнёшься, ты больше не будешь в своем уме и попытаешься меня убить. Если бы я не оказался в том положении и ты бы меня не спас, то я бы тебя оставил. Сейчас я вижу, что не зря протащил тебя чертову тучу километров. А теперь хочешь увидеть нечто жуткое? Посмотри на свою руку, дружище. Будь она у тебя при жизни, немцы бы, обделавшись от страха, сложили оружие и капитулировали к своим мамочкам. Черт, да будь она у тебя при жизни, Англия бы владела миром, объявив, что сотрудничает с самим сатаной.

Джеймс поднял руку, в ней не осталось ничего прежнего, что бы хоть как-то напоминало ему о ее прежнем виде. Почему-то в тот момент он подумал об обуви, что он больше не сможет ее чинить. Его клинок вновь претерпел изменения: начиная от локтя шло длинное острое лезвие, походившее на меч. Остальная часть руки, что была выше локтя, обросла чешуёй, похожей на рыбью. Она выступала вплоть до шеи и начала расти на правой груди.

– О боже мой! Что со мной происходит?! Я стал походить на чудовище, моя рука вся горит, словно ее затолкали в раскаленную печь.

– Да и я о том же, видок у тебя, конечно, жуткий. Хотя я бы и сам не отказался от такой руки, в этом мире все равно, как ты выглядишь. А плотским утехам здесь не бывать. Не унывай, дружище, это еще чудо, что мы с тобой вообще остались живы. Теперь ты моя единственная надежда на выживание, и я готов называть тебя братом до того момента, пока сам не обрету такую же силу. Тогда уж мы покажем этим тварям, и они ответят за всех убитых братьев и сестер.

Джеймс неподвижно лежал где-то в течение часа, его боль долго не унималась и пульсировала по всему телу. О’Брайн же осмотрел периметр окрестности, он взобрался на самое большое здание, которое было поблизости. Пробыв там около десяти минут и убедившись, что монстров нигде нет, он спустился и вернулся обратно к Джеймсу.

– Как ты себя чувствуешь?

– Гораздо лучше, во мне появилось столько сил, что, мне кажется, я способен обежать весь земной шар. Боль стихает, еще немного – и вовсе стихнет.

– Это хорошо, моя боль без алкоголя, увы, уже не стихнет. Нам надо выдвигаться, пока этих тварей нет поблизости.

– Раз надо, тогда вперед, теперь уж мне ничего не страшно, я хочу лишь побыстрее пустить свое оружие в ход.

Джеймс шел впереди, он еще никогда не был так уверен в своих силах. Они проходили по руинам города, который подвергся бомбёжке, часть домов была цела, и кое-где обитали живые люди, проносящиеся светлой тенью в этом мире. Дорога на удивление была спокойной, монстров на пути не было, как и мертвых скитальцев. О’Брайн долго молчал. Поначалу он шел, то и дело озираясь по сторонам, ему было страшно, а серые бетонные улочки и проулки навевали воспоминания, от которых он хотел избавиться. Сравнявшись с Джеймсом, ему захотелось прервать то молчание, которое, как ему казалось, было вечным.

– Знаешь, о чем я сейчас думаю, Джеймс?

– Понятия не имею, может, о детях или о чудовищах, что здесь обитают.

– А ты догадлив, рад, что человеческая черта в тебе еще не угасла. Интересно, как там моя малышка Эмми? Она у меня красавица, больше всего на свете я бы хотел смотреть, как она растет, укладывать её в постель и целовать по ночам.

– Я как никто понимаю тебя, дети – это самое главное в жизни.

– Ну, еще хорошая выпивка и красивые девушки. Теперь можно лишь вспоминать о былых похождениях. У тебя было много девушек, Джеймс?

– Я всегда был верен лишь одной, как повстречал ее, так сразу понял: она моя судьба, та, кто нарожает мне кучу детишек. Так и произошло.

– У меня было много женщин до свадьбы, после я оступился лишь одиножды. Я здорово набрался в баре после тяжелых будней, мне не очень-то хотелось домой в тот день, после четырех лет брака ноги несут туда с неохотой. Мои коллеги недолго пробыли со мной, после одиннадцати покинув столик, за которым мы сидели, и разошлись по домам, оставив меня с бутылкой виски наедине. Но я недолго горевал, ко мне подсела худенькая брюнетка лет девятнадцати. На ней было белое прямое платье в пол с вышитыми узорами и украшенное бисером. У нее были длинные черные волосы, собраны в пучок, милое личико с детскими чертами. Смотря на нее, ты сразу утопаешь в ее притягательных больших черных глазах, которые подчеркнуты вытянутыми объёмными ресницами. Губы ее были тонкие, с выделенными контурами темно-красной помадой, которая придавала им объём. Ее талия была узенькая, а груди слегка выпячивались из-под платья.