Наг Стернин - Смог над Азерой. Червивое яблоко 1

Дом продолжал жить своей собственной жизнью. На экране планетарной связи возник сигнал внешнего вызова, и тотчас в кабинете послышались какие-то тихие шорохи, позвякивание металла. Сигнал вызова перескочил с экрана планетарной связи на экран компьютера, стремительно забился в нем и вдруг исчез, после чего спирали и полосы забегали с удвоенной энергией.

На стоявшем в углу четырехугольном пластиковом баке неожиданно отскочила крышка. Бак выехал на середину кабинета и в мгновенье ока оказался опутан шлангами, кабелями и странной формы излучателями. Все это мигало разноцветными огоньками и тихо пищало на разные голоса. Затем огоньки погасли, шланги, кабели и излучатели отвалились от бака, пропали в люках, открывшихся в полу кабинета, а над баком вспух и закачался большой коричневый пузырь.

По пузырю медленно ползли блики света, оставляя за собой разноцветные пятна. Пузырь менял форму, цвет, постепенно обретая очертания человеческой фигуры. Прошло несколько минут, и с бака осторожно спустилась Старая Дама.

Осмотревшись, она подошла к креслу и долго вглядывалась в свое собственное мертвое лицо. Потом подняла руку и закрыла трупу глаза.

"Мадам, Гнездо пусто. Людей нет, – сказал компьютер. – На экране планетарной связи господин Координатор Старкофф.

– Пусть убирается к черту, – ответила Старая Дама равнодушно.

“Но он настаивает на контакте”, – почтительно возразил компьютер.

– Я что, не ясно выразилась? – сказала Старая Дама железным голосом. – Если я не отвечаю на сигнал, значит, я не желаю его видеть.

“Он готов на аудио-контакт, у него предложение…”

– Я сказала, к черту. Я не желаю ни видеть, ни слышать этого мерзавца. К черту его вместе с предложениями… Он слышит наш разговор?

“Да”.

– Вот и прекрасно. К черту.

Компьютер отключился.

Старая Дама еще раз посмотрела на труп, распростертый в кресле. "Хоронить саму себя… ужас! Почему я до сих пор не бьюсь в истерике? Я умерла, это прискорбный факт, от которого не спрячешься. Не-ет, я определенно должна была бы биться в истерике". Она поглядела на пустой экран монитора. "А где послание? Я же не имею представления, что делала последнее время. Не успела записать? Ну и положение… Буду надеяться, что Малыш разберется как-нибудь во всех этих делах… Если приедет, разумеется".

Уносимые тротуаром прочь, биопы что-то яростно вопили в портативные рации. Рекс послал им воздушный поцелуй и повернулся, выглядывая коридор, ведущий к межуровневым лифтам. И тут до его слуха донеслось отдаленное эхо полицейских сирен.

Нарушение закона, пусть даже отягощенное оскорблением лучших чувств санации, само по себе его нисколько не смущало. И дело было вовсе не в вечных трениях между службами санации и Корпусом. И даже не в том, что существование людей, подобно ему от природы щедро одаренных ростом и физической мощью, биопами воспринималось как личное оскорбление. Просто он давным-давно взял себе за правило соблюдать законы общества, в котором жил, лишь до тех пор, пока эти законы ему не мешали. Но вот уж если Рексу сейчас чего и не хватало для полноты удовольствия, так это только полицейской погони.

Вой сирен быстро приближался, и Рекс вдруг ощутил тревожное чувство стремительно нарастающей угрозы. Давление шло снаружи, и, несмотря на все его усилия остаться закрытым, эмоциональный напор был настолько велик, что тревога врывалась внутрь, сминая сопротивление защиты. Это было непонятно, поскольку никак не соответствовало масштабам видимой опасности.

Сирены выли уже чуть ли не рядом. Садиться здесь в лифт явно не следовало. Полиция могла проследить его путь и перехватить по дороге задолго до нужной ему четырнадцатой станции восьмого уровня. Надо было немедленно уходить по самоходам на несколько этажей вниз и горизонтальным транспортом в сторону, к межуровневым лифтам любого другого шахтоквартала. А там пусть кто-нибудь попробует его поймать.

Рекс перешел с бега на шаг и свернул в межэтажный эскалаторный штрек. Эскалаторы были свободны, но едва он ступил на движущуюся дорожку, как все они вдруг остановились. Внизу, будто конвертировавшись, разом материализовалось множество людей в униформе, принявшихся торопливо перекрывать запорными решетками выход из штольни. Вручную!.. ну, да, конечно, на кой черт строители стали бы предусматривать тут автоматику?.. Откуда-то сверху доносился быстро приближающийся шум, крики, звон разбиваемых стекол, и было, конечно же, не похоже, чтобы весь этот кавардак имел отношение лишь к одному, пусть даже чрезмерно шустрому пространщику.

Сирены выли уже сразу со всех сторон, сверху, снизу. Немногочисленные прохожие разбегались кто куда. Из-за угла высунулся мозгляк в униформе и закричал, маша на Азерски щуплыми лапками:

– Уходите, эй-вы-там, черт вас возьми совсем, убирайтесь отсюда!

Погоняемый его воплями, Рекс повернул назад к отсеку межуровневых лифтов, на ходу доставая кредитную карточку. Шум наверху стремительно нарастал, переходя в дикий оглушительный рев. И когда часть стены отъехала в сторону, освобождая Рексу вход в вестибюль отсека, с эскалаторных спусков, сметая все на своем пути, хлынула огромная толпа возбужденной молодежи.

Стена за его спиной бесшумно встала на место, резко ослабив шум и как бы переместив все безобразия в другое измерение. Рекс, стараясь шагать медленно и спокойно, прошел вперед. Хотя санации было явно не до него, ему все же следовало бы, наверное, немного покататься просто из конспиративных соображений. Но время поджимало. Все надежды на обустройство личных дел приходилось оставить до лучших времен.

В ожидании лифта томилось несколько представителей местной элиты. Ближе всего к лифтовым дверям стояла жеманная дама, насмерть вцепившаяся в локоть супруга, низенького и толстенького человечка с незначительным лицом. Голова человечка была украшена огромной плешью и височными контакторами из нержавеющей стали, по состоянию поверхности которых было видно, что ими пользуются достаточно усердно. В почтительном – на шажок – отдалении от супругов стояли три не оконтакторенных, но облаченных в белые рубашки индивидуума, расточавших массу внимания своей спутнице – типичной горожанке, чахлой, жидковолосой и бесцветной, как моль.

– Не скажете ли, сударь мой, что это за шум? – обратилась жеманная дама к Рексу.

– Беспорядки на эскалаторах, – отрывисто ответил Рекс, невольно косясь на вход.

– Боже мой! – воскликнула дама, закатывая глаза. – Опять топарят проклятые люмпы!

Рекс недоуменно поднял бровь.

– Как, Вы ничего не знаете? – возбужденно затарахтела дама. – Эта зараза докатилась уже и до нас. Люмпы объединяются в жуткие шайки и по бесплатным эскалаторам устремляются вниз на приличные этажи, да-да. У них это называется "топарить". Нет, если бы безработные смотрели на жизнь внизу с целью, так сказать, для примера и подражания, тогда, ну… я не знаю. Так ведь они все крушат! Все ломают! В прошлом месяце одна такая шайка дорвалась до сектора развлечений. Бедный наш гидропонный Бродвей! Они его разнесли вдребезги. Буквально весь сектор пришлось закрыть на ремонт. Культари до сих пор не могут опомниться от ужаса… Ну что ты все время толкаешься? – повернулась она к мужу. Тот, красный и перепуганный, сделал большие глаза и шепнул ей что-то на ухо. У дамы явственно перехватило дыхание.