Шимун Врочек - Метро 2035: Питер. Битва близнецов

– Извини, – сказал Убер. – Я был не прав. Ты храбрый человек. Тогда поговорим о другом. Кто здесь главный?

Мамед вздохнул с облегчением, выпрямился. Этот вопрос явно был легче.

– Соловей и его банда. Они всем здесь заправляют.

– Соловей? – Убер покивал.

Хоть что-то на «Обводном канале» понятно и просто. Банда держит станцию, банде можно навалять… Ну или просто установить с ними некие жесткие границы и деловые отношения. Вон, даже с кировцами получалось, а это отморозки еще те. После смерти Саддама и развала созданного им «государства всеобщего благоденствия» бандиты как с цепи сорвались. Соловей-разбойник, значит? Убер хмыкнул.

– Очень злой человек, – сказал Мамед. – Нехороший. Подлый. Не связывайся с ним. Он всем здесь рулит… все решает. Убить может.

«Кричали-то они про мэра, а не про Соловья». Мэр – как ширма серого кардинала?

– А как же мэр? – спросил Убер.

Лучше бы он этого не говорил. Мамед вздрогнул. Глаза изменились, остекленели. Он вскочил на ноги и заорал:

– Наш мэр – лучший мэр в мире!

Его самокрутка, кувыркаясь, улетела в темноту, прощально вспыхнув красной точкой.

– Вот это пиздец, – задумчиво сказал Убер. Неторопливо поднялся на ноги, отряхнул штаны. Оглядел Мамеда.

– Наш мэр! Он! Он такой! – продолжал Мамед. На глазах выступили слезы. Этого еще не хватало… Мамед вдруг начал танцевать лезгинку. Истово, словно вопреки. Раз! Раз! Раз! Он выкрикивал:

– Мэр! Мэр! Мэр! Лучший! Мэр!

Эхо летело над платформой. И кажется, в палатках и в «Крабе» кто-то тоже твердил: «мэр, мэр, мэр» – только тише, вполголоса, одними губами. Убер огляделся. Да, похоже, так и есть. В каждой палатке, в каждом закутке звучали тихие «мэр». Интересный стереоэффект.

Довольно жутко.

Мамед танцевал. Словно дрался.

– Музыкальный народ, что ж ты хочешь, – задумчиво сказал Убер себе под нос. Посмотрел на пляшущего Мамеда. С того уже градом катился пот. – Эй! Все-все, спокойно, подземный Махмуд Эсамбаев. Остановись. Твой мэр – самый лучший в мире, уговорил. Сядь, отдохни, расслабься. Выдохни. И послушай, что я скажу… Тьфу, опять на какие-то стихи пробивает. Эй!

– Мэр! – крикнул Мамед.

– Я понял, – сказал Убер. – Не глухой. Стоять!!

Эхо от крика разлетелось над платформой. «Ять… ять».

Мамед остановился, тяжело дыша. Глаза снова стали нормальными – и будто смертельно больными. Он смотрел на Убера, полуседой, измученный, весь в испарине. Со лба катился пот, капал с густых бровей. Капля сорвалась с носа… разбилась о платформу…

– Видишь, странник? – Голос Мамеда был хриплый и надсаженный. – Уходи, пока можешь. Уходи. А мне… мне уже поздно.

Он повернулся и, пошатываясь, пошел обратно в «Краба».

Убер задумчиво потрогал лоб. Однако.

И тут снова раздался крик. Тягучий, тоскливый, мучительный. Так кричат киты на дне океана. Убер когда-то слушал записи. Совершенно инфернальный звук – звук вселенского одиночества. Прямо в животе от него леденело. Вот и тут что-то похожее.

Мамед вздрогнул, на мгновение остановился… Снова пошел как ни в чем не бывало. Исчез в дверях «Краба».

– Вот такой вот, сука, пердимонокль, – пробормотал Убер, глядя ему вслед.

– Есть хочешь? – спросила Нэнни безнадежно.

Прежде чем девочка ответила, Нэнни краем глаза заметила, что к палатке кто-то подошел. Высокий темный силуэт вырос за тонкой тканью, остановился… «Ну кто там еще?»

Мика сложила руки на груди, подняла плечи и угрюмо молчала. Она обиделась. Теперь это на полдня минимум. Нахохлилась как воробей, и даже есть не дозовешься, даже если будет умирать от голода. Мика всегда хочет есть. Нэнни вздохнула. А кто ж не хочет?

– Тук, тук, – сказали снаружи. – Дома есть кто?

Нэнни помедлила. Голос знакомый. Но не сказать, чтобы она была рада.

– Кто это? – спросила она.

– Ни за что не догадаетесь.

Ответил насмешливо-хрипловатый голос. По интонациям чувствовалось, что человек за стеной улыбается.

Мика подняла голову. Нэнни посмотрела на девочку с укором, та ответила угрюмым и неуступчивым взглядом. Фыркнула. Нэнни вздохнула. «Ох, когда же это кончится. Как я устала».

Еще этот приперся…

– Можно, – сказала она.

Полы палатки распахнулись, вошел Убер. Ему пришлось сесть на корточки, чтобы поместиться здесь. Несмотря на неудобство, скинхед с интересом огляделся. Увидел Мику, оценил ее угрюмость и обиду и поднял брови. Покивал.

– Я даже не буду спрашивать, зачем ты приперся, лысый, – сказала Нэнни.

Убер хмыкнул. Мика вдруг нарушила молчание и, словно продолжая разговор, произнесла:

– Это он.

Нэнни резко обернулась:

– Кто он?

– Ангел, которого послал мне Бог. Помнишь, я тебе рассказывала, Нэнни?

Нэнни вздохнула. Опять начинается.

– Что это за ангел такой? Господи боже, с черными перьями! Это ворона какая-то, а не ангел. – Она повернулась, оценивающе оглядела Убера с головы до ног. «А красивый мужик, хотя и лысый». – Страшный и наглый. И рожа бандитская у твоего ангела.

Убер засмеялся. Мика исподлобья посмотрела на Нэнни, затем моргнула, открыла рот… Похоже, любопытство сильнее обиды, подумала Нэнни злорадно.

– Кто такая «ворона»? – спросила Мика.

Убер удивился:

– Ворона? Ты что, никогда не видела ворон?

Мика покачала головой.

– Нет.

«Позорит меня перед людьми». Нэнни сказала с упреком:

– Ты в книжке видела!

Мика вздернула короткий нос:

– А в книжке, конечно, все настоящее? Правда? Извини, Нэнни, это тебе надо повзрослеть.

Убер захохотал, уже не сдерживаясь.

Мика нахмурилась, а затем сама начала смеяться, прикрывая ладошкой рот. Эти двое, большой и маленькая, косились друг на друга и смеялись все сильнее.

– Два сапога пара, – сказала Нэнни бессильно. – И оба на левую ногу. И эта ржет. Ты зачем вообще к нам приперся? – Она повернулась к гостю.

– А куда надо? – Убер почесал лоб, посмотрел на Нэнни, ухмыляясь. Насмешливый взгляд скинхеда раздражал женщину сильнее, чем даже несносная девчонка.

– К мэру, конечно. А то какой-то проходимец у нас будешь. Это не годится. У нас на станции все строго.

– Куда-куда ходимец? – заинтересовался скинхед.

– Прохо… мимо!

Убер рассмеялся, скаля зубы.

– У, ну вы сурово зашли… э-э… Как вас по имени-отчеству?

– Фарида Данировна, – с достоинством сказала Нэнни. Мика покосилась на нее, открыла рот… и закрыла.

– Сурово вы зашли, Фарида Данировна, – сказал Убер. – Я аж вспотел от чувства ответственности.

– Ты мне еще поиздевайся, зубоскал лысый!

– Бритый, – поправил Убер.

– Лысый!

– Бритый!

– Нэнни! – возмутилась Мика. – Перестань!

– Ничего-ничего. Пусть правду о себе услышит!

Убер засмеялся. Подмигнул девочке – так, чтобы няня не видела.