Игорь Азерин - Эра падающих звёзд

Уже на вторые сутки долетели слухи, что ряд регионов не подвергался удару, и среди них Татария. В начале третьих суток, когда Ильяс пытался найти для жены и детей попутку, чтобы отправить их к родителям в Елабугу, по Новосибирску и позиционному району к северо-востоку от города снова был нанесён удар. Ближе к вечеру на запад ушёл пассажирский эшелон – в нём и уехала семья Ильяса. А он, как приписанный к временному военкоматному участку, остался ждать в лагере распределения.

Всеобщая мобилизация проваливалась. Настоящая паника началась примерно на третьи сутки, когда на Россию обрушилась новая мощная атака стратегическими ракетами и ракетами средней и малой дальности. Это вступили в бой подтянувшиеся к российским рубежам оперативные и оперативно-тактические соединения НАТО. После двух дней беспрерывного нервного напряжения, ухудшение ситуации приводило людей в ужас.

Армия воевала. Армия стояла и сопротивлялась, наносила ответные удары и удерживала позиции, но она была как бы сама по себе. Словно официанты на свадьбе в ресторане – они вроде бы тут, носятся, что-то таскают, о чём-то перешёптываются, с озабоченным видом оглядывая столы, но их, по большому счёту, никто не желает замечать, разве что начнёт предъявлять претензии какой-то упившийся гость. Так и армия – отстреливалась со своих позиционных районов, вкапывалась в землю или пыталась уйти от испепеляющих ударов, совершала налёты на скопления войск противника, перебрасывала технику и запасы со складов… и пыталась восполнить потери. Но тыл фактически сдался.

Население разделилось. Очень немногие готовы были биться, самоорганизовываться, спасать страну. Некоторое число людей сразу стало шакалить: заниматься воровством, грабежами, насилием. Но больше всего было тех, кто согласился бы собственноручно подписать любой акт о капитуляции и встать на колени перед кем угодно, лишь бы не было войны. Ещё вчера эта масса своими воплями «Россия!», «Мы победим!» и «Вперёд, Россия!» оглашала стадионы и площади, кричала в телекамеры – а столкнувшись с реальной силой и угрозой для здоровья и жизни, превратилась в жалкое блеющее стадо. И кому-то надо было это стадо поднимать на уровень человеческого общества.

Ильяс не сразу попал в контрдиверсионный отдел. В лагере на четвёртые сутки его зачислили в отряд спасателей, которых отправляли на работы в Новосибирск. Набирали в первую очередь медиков и физически крепких мужчин. Приветствовалось и знание основ радиационной, химической и биологической безопасности, хотя инструктаж перед выездом на работы обязательно проводился.

От военных стало известно, что после ракетно-ядерного удара, звуки которого прокатывались по окрестностям лагеря с громкостью железнодорожного состава, а на горизонте были видны отсветы, Соединённые Штаты вновь выдвинули ультиматум. Вообще почти все новости из других городов и областей приходили от военных – мобильная связь, Интернет и телевидение отсутствовали. В искажаемом помехами радиоэфире было две станции – «Радио России» и «Маяк», но их сообщения были крайне скудны. На третьи сутки конфликта была восстановлена работа ОКСИОН, но и она транслировала мало новостей. Что по сетям МЧС, что по радио в основном шло оповещение жителей области об очагах заражения, о районах возможного выпадения радиоактивных осадков и бесконечно повторялись правила безопасности. По нескольку часов в день транслировались списки людей, которых искали родственники, соседи, знакомые.

И вот на пятые сутки войны Ильяс снова был в Новосибирске. Здесь ещё кое-где продолжались пожары – дольше всего горели крупные торговые центры, строительные рынки и склады. Отряд должен был оказывать помощь горожанам, оставшимся в зоне бедствия, и выводить их в безопасные районы. Помогали старикам, потерявшимся детям, инвалидам, тяжелобольным. В подвалах прятались несчастные, которые либо тронулись умом от страха, либо были близки к этому. Голодные, обессиленные от жажды, с выпученными глазами, часто пахнущие испражнениями собственных тел, они сопротивлялись, они не верили что в пяти метрах от их логова, за дверью, не убьёт радиация, не обожжёт вспышка ядерного взрыва, не разобьёт о стену дома ударной волной.

В зоне Г и В 5 5 Принято разделять районы радиационного поражения на четыре зоны, в зависимости от уровня радиации – А, Б, В, и Г. Наивысший уровень в зоне Г, ближайшей к эпицентру и в подветренной стороне. , то есть в непосредственной близости от центра ядерного взрыва, в первые несколько суток спасательных работ не проводилось (только замеры), из-за неоправданного риска для самих спасателей, но пострадавшие там были. Их называли «временно выжившие». Это люди с увечьями, ожогами и получившие большие дозы облучения. У некоторых хватало сил пройти три-четыре километра, не больше, и часто последние несколько сотен метров они проползали. Самое страшное зрелище из всего, что доводилось видеть Ильясу. В ошмётках отслаивающейся кожи, потерявшие зрение и слух, частично утратившие чувствительность, они ползли, оставляя за собой грязно-коричневый след.

Отряду была поставлена задача прочесать участок в несколько кварталов, времени отводилось четыре часа. К началу работ уровень радиации там ещё превышал норму, но для защищённого человека не представлял особой опасности и, например, к противогазу ГП-7 выдавалась только одна фильтрующая коробка на две рабочие четырёхчасовые смены. С собой брали флягу с водой, пять ватно-марлевых повязок на случай, если придётся выводить людей, блокнот с ручкой – записывать имена, адреса, просьбы – и мел, чтобы оставлять знаки в проверенных местах (кружок – помещение проверено, людей нет, крест – заперто, никто не отозвался, галка – остаются люди).

Старший отряда с мегафоном ходил возле домов и оповещал о возможности немедленно эвакуироваться или получить необходимую помощь, остальные – обходили подвалы, стучали в квартиры, где было возможно – заглядывали в окна, а также в магазины, гаражи, автомобильные фургоны…

В городе оставалось немало людей. Большинство из них сидели в домах и квартирах, завесив разбитые окна пледами или постельным бельём, и ждали возвращения кого-то из близких.

Среди десятков людей, найденных Рахматуллиным в полуразрушенном городе, первой была семья инвалидов. Мать – глухая от рождения и её сын – полупарализованный десятилетний мальчик. Она, разумеется, не могла услышать сигнала оповещения в тот утренний час первого налёта (ещё спала), а мальчик плохо понимал, что происходит, и не мог разбудить её. Отца семейства, тоже имевшего повреждения зрения и слуха, дома не было. Он работал на одном из заводов, в цеху для инвалидов. Производство перебивалось мелочью, а тут неожиданно выиграли достаточно внушительный контракт – но очень срочный. Ввели круглосуточный график, и люди были только рады: в кои-то веки появилась возможность нормально подзаработать. Вот в утро начала войны он и не вернулся с ночной смены. Было известно, что невдалеке от завода произошёл один из взрывов, но женщина ждала. Надеялась и ждала.