Владислав Южный - S-T-I-K-S. Новичкам везёт

Атеист послушно сложил ценный груз, застегнул замок и только тут заметил, что Седой замер, к чему-то прислушиваясь. Атеист тоже навострил уши, какой-то нарастающий гул, похожий на шум вертолёта. Седой бросился к окну, изогнувшись, глянул на небо и смачно выругался. Потом метнулся к двери и осторожно выглянул из-за косяка.

– «Гробы» летят.

– Что это? – Атеист спросил еле слышно.

– А это у внешников смесь вертушки с истребителем. «Гробами» называют из-за схожести с предметом последней необходимости. Хрен его знает, как эта штука летает, но может зависнуть над одной точкой, а может нестись со сверхзвуковой скоростью. Ты смотри, смотри что они делают, сволочи…

Три летательных аппарата размером с тепловоз, и вправду похожие на гробы, идут один за другим. Последний ещё рокочет над хутором, Атеист осмелился выглянуть, успел разглядеть прямоугольный силуэт свинцового цвета, когда где-то в районе базы рванул первый снаряд. Сначала блеснула яркая вспышка, а уже затем донесся грохот взрыва. Пол под ногами затрещал и затрясся, Атеист с испугом глянул на Седого, но тот словно прирос к косяку, глаза с тревогой следят за обстрелом. Взрывы пошли один за другим, сливаясь в канонаду, и наконец все стихло, лишь доносится мерный гул уходящих обратным курсом «гробов». – Ну вот и все. – Седой сполз по стене, уселся задницей, на пыльный, заваленный мелким мусором и облупившейся штукатуркой пол. – Вот и все…

Атеист прислушался, после обстрела в ушах нещадно звенит, но всё-таки расслышал далёкие хлопки, словно детвора взрывает петарды.

– Седой, там, кажется, стреляют!

– Пожар там, вот и щелкают патроны. Некому там больше стрелять. Перепахали «гробы» там все… Пацанов-то как жалко, а… – Седой обхватил ладонями голову, заскрипел зубами.

Хоть Атеист почти никого и не знал, но этим людям он все-таки обязан жизнью. Сердце заныло, парень шагнул к столу, дрожащая ладонь цапнула бутылку, огляделся в поисках стакана, напрасно, конечно. Зло сплюнул и, свернув крышку, присосался к горлышку. Водка резанула по глотке, огненным комком покатилась вглубь, Атеист, не удержавшись, закашлялся.

– Э, ты не нажирайся! Для нас-то пока ещё ничего не закончилось, сейчас на этот грохот со всей округи твари сбегутся, глядишь, и к нам заглянут. Да и внешники могут заявиться – на зачистку.

Седой поднялся, подошёл к Атеисту и, выдернув из ладони, сам приложился к бутылке. Остекленевшие было глаза, словно наливаясь спиртным, заблестели. И тут за спиной Седого лязгнул затвор, металлическим грохотом прозвучал злой окрик:

– А ну стоять!

Седой медленно развернулся и вздохнув облегченно, смачно выругался. На пороге с автоматом наперевес застыл Ахмед, за спиной шагах в трёх маячил Молчун.

– Вы что ж, уроды, до сих пор бухаете?! – кавказец прорычал от злости с сильнее прежнего заметным акцентом. – Там же положили всех, а вам по…?!

– Не ори, Ахмед! И сучить тоже не надо. Ребятам уже не поможешь… А пью – чтоб чердак не поехал набок, и хоть немножко толково соображать начал. Хотя, не скрою – я бы и весь этот ящик выжрать не прочь, чтоб так душу не выворачивало. Только не поможет, проверял уже как-то…

Ахмед смолчал, по-прежнему дико сопит, но злой огонёк в тёмных глазах потихоньку угас. Он шагнул к Седому, бутылка перекочевала в волосатую ручищу, с хрипом высосал половину. Протянул Молчуну, тот отказался и обернувшись к Малому, что все это время сидел на ступеньках крыльца, глухо приказал:

– Э, ну-ка быстро в дом, – и уже Седому, кивнув на все ещё покоившийся на столе ящик, посоветовал: – Готовь закусь, у нас гости.

Атеист шагнул к окну, глянуть, что там до этого рассматривал Молчун, но могучая лапа Ахмеда сгребла за шиворот, дернула назад так, что квакнуло в глотке, парень отлетел к стене, довольно ощутимо приложившись спиной.

– Прости, не до нежностей! Не надо отсвечивать.

Малой влетел в комнату, отчаянно хромая, на пыльном дощатом полу отпечатались кровавые следы правого ботинка.

– Что за херня? – Седой рявкнул так, что жалобно звякнули уцелевшие кое-где в рамах стёкла.

– Я ногу проткнул… нечаянно…

– Что ж ты молчал, урод? Они ж почуют сейчас… Ахмед, ящик!

Кавказец послушно схватил тару, немного недоумевая, Седой же рванул на себя стол и швырнул к двери, перегородив вход. Стол завалился набок, ножками внутрь. Зараженный, здоровый жилистый мужик в длинной, драной в лоскуты рубахе и без штанов, уже несся внутрь, тянув, словно пес, трепыхающимися ноздрями дурманящий запах крови. Не ожидав такой подлянки от Седого, бегун кувыркнулся на пол, в руке Молчуна словно по волшебству возникло странное оружие, отдаленно напоминающее кирку. Короткий замах, и граненое острие проклевало дыру в затылке. Атеист подскочил, первый испуг прошёл, глаза зашарили по комнате в поисках чего-нибудь потяжелее – отбиваться от тварей голыми руками, мягко скажем, не очень хочется. Ничего подходящего, в досаде сгреб табурет, хоть что-то. Ахмед опустился на одно колено, вскидывая автомат, Атеист сжался, ожидая грохота выстрелов. Но Седой жестом остановил кавказца:

– Не стреляй, иначе сюда все стянутся. Клюв дашь?

Ахмед выдернул из-за пояса, подобный молчуновскому инструмент. Седой протянул руку:

– Мы с Молчуном рубим, ты страхуешь, во, правильно, какой хачик без кинжала. Ну а малышня на подхвате, если что… Работаем!

Следующий зараженный, вернее зараженная – пузатая пожилая тётка в измазанном кровью домашнем халате была не так проворна. Навалившись могучей, как у Семенович, грудью на ребро столешницы, задергалась как гусеница, втаскивая непомерно огромную задницу следом. Молчун скакнул вперёд, свистнул клюв, пара крепких ударов, и тётка обмякла, повисла головой вниз, из раскуроченного темени на пол потянулась тонкой струйкой темная, почти чёрного цвета кровь.

– Что ж ты так с женщиной? Где ж твои манеры? – Седой нашёл силы шутить и в такой ситуации.

Молчун лишь хмыкнул в ответ и изготовился встретить нового гостя. Ахмед обхватил двумя руками холодильник, прямо как любимую, и вогнал агрегат в дверной проем комнаты. Не ахти баррикадка, но из комнаты теперь точно никто не выскочит.

Атеист даже немного успокоился, Молчун с Седым работают как те медведи игрушечные, что дрова рубят. Напрасно, как оказалось. Огромная тварь метра два ростом, оценив свалку у двери, ломанулась в окно. Звякнула вылетевшая рама, следом через подоконник скользнула мускулистая туша, почти лысая, без намека на одежду. Тварь перевалилась внутрь, мерзко заурчала и стоя на четвереньках, замерла на миг, видимо, обалдев от изобилия пищи. Этого мгновения Ахмеду хватило, чтоб подскочить вплотную и всадить нож прямо в глаз по самую рукоять. Атеист не понял, когда сам успел прыгнуть вперёд и ещё в прыжке добавить табуретом по отвратительной морде. Предмет интерьера не выдержал такого обращения, и в руке осталась лишь ножка. Атеист оглядел поверженного противника, с трудом можно различить черты человека в этом монстре, распухший рот с огромными зубищами, как у крокодила, вздутые округлости мышц, жалкие пучки волос. От одного вида на такое похолодело в душе.