Николай Липницкий - На перекрёстках вселенной

– Так погиб ты. Освободилась жилплощадь.

– Ну, ладно, я погиб. А родители?

– Так ты ничего не знаешь? Ну, конечно! Мы тебе и не сообщали. Извещение же пришло, что ты пал смертью храбрых, значит, и сообщать некому. Не на тот свет же писать.

– Что сообщать? О чём вы?

– Сначала о твоей смерти пришло извещение. Где-то оно у меня было. Красивое такое, на матовом пластике с титановой нитью. Всё честь по чести, с траурной каймой.

– Дальше, дядя Петя, дальше!

– Ну, так пришло, говорю, извещение, а на следующий день новое. На транспорт, в котором твои родители в отпуск домой летели, гоблины напали. Короче, никто не выжил. Так, что, крепись, Саша. Один ты, сирота, остался.

Новость оглушила. Всё остальное отошло как-то на второй план, а осталась только она. Сирота. Сашка внезапно почувствовал, как у него ослабели ноги. Он плюхнулся на кушетку и обхватил голову руками. Сирота. Управдом подошёл к парню, мягко его приобнял за плечи и сунул в руки недавно приготовленный ботом чай.

– На, хлебни. Хороший чаёк. На престорийских травах заварен. Успокаивает хорошо.

Саня автоматически взял чашку в руки и отхлебнул. Напиток оказался горячим и моментально обжёг губы и ротовую полость. Закашлявшись и расплёскивая жидкость из чашки, он подскочил на кушетке и вытер слёзы, брызнувшие из глаз. Мысли, получившие встряску, заработали в прежнем стройном порядке.

– И что же мне теперь делать, дядя Петя? Как же я без квартиры?

– Ты надолго приехал? – немного подумав, спросил управдом.

– Девяноста шесть часов.

– Почти неделя. Ничего ты не успеешь за это время. Понимаешь, практически, тебя в живых нет. Для того, чтобы опять получить права на квартиру, тебе надо официально доказать, что ты живой. А с нашими бюрократами это долгий процесс. Тут не одна неделя уйдёт. А потом требовать пересмотра решения о передаче твоей квартиры другим. Это им же тоже нужно будет подыскивать жилище. Так что эта процедура тоже не меньше месяца займёт.

– Так я же не кто попало! Вон, «Совесть человечества», – кивнул Сашка на пурпурную подвеску у себя на груди.

– А нашим крючкотвором, что совесть, что не совесть, всё едино.

– Так, всё же, что делать то?

– Ты, через неделю, как я понял, опять на фронт уходишь?

– Да. После отпуска опять в десантный корпус. А там, куда пошлют.

– Кто знает, может, тебя через месяц убьют. Так чего сейчас этот огород городить с квартирой то? Ничего не добьёшься, нервы себе испортишь, и всё, может, впустую.

– Добрый вы, дядя Петя.

– Какой есть. Зато честный. Я правду-матку всегда в глаза говорю. Так вот, думаю, за квартиру бодаться тебе сейчас не след. Вот, отвоюешь своё, вернёшься живым, там и начинай. А сейчас, могу выделить тебе подсобку. Там диванчик есть. Будет куда голову преклонить.

– Да нет, – прикинул Сашка свои капиталы. – Спасибо, конечно, но я, лучше, в гостиницу.

– Так дорого же.

– Мне хватит.

И действительно. Боевые, да премия – сумма немалая. И чего мелочиться? Старик прав, кто знает, может его в ближайшем бою убьют. И какой резон тогда над деньгами трястись? Да и дом, после известия о смерти родителей, больше не манил, а, скорее, отталкивал.

– А, может, ты и прав. В гостинице-то оно получше будет, чем у нас тут. Наш район и раньше-то особым законопослушанием не отличался. Сам здесь вырос, знаешь, какие личности проживают. А сейчас вообще не разберёшь, кто есть кто. Часть от призыва бегает, часть – дезертиры из армии. С гоблинами биться, особо дураков нет. Своя жизнь дороже. Да не сверкай глазами! Мы всю жизнь налоги на армию конфедерации отстёгивали, от себя отрывали. А сейчас, когда захватчик пришёл, они, что, нас защитить не могут? Тогда зачем мы эти налоги платили? Мало того, что кровные свои отстёгивали, так ещё и самим идти, да жизни свои класть. Тебе, вон, эту награду небось не за прогулку по бережку моря дали. Сколько вас в том бою погибло?

– Да, почитай все и полегли. Нас горстка осталась.

– Вот и я про то говорю. Для чего, тогда с нас налоги в три шкуры драли? Вот народ и прячется. Тут в неделю по три раза полиция шмоны делает, уклонистов, да дезертиров ищет. Да где им! В нашем муравейнике и космолёт спрятать можно так, что не найдёшь. Что уж тут про людей говорить? А ты своей формой да наградой только людей раздражать будешь. А там и до беды недалеко.

Саня поднялся и пошёл на выход, шаркая подошвами, словно глубокий старик. Сил не было. Разница в гравитации на Ризе и на станции неожиданно почувствовалась очень сильно и захотелось просто лечь и бездумно лежать. Казалось, что он попал не в родной город, о котором скучал там, на галактических базах, а в зазеркалье, где все понятия вывернуты и искажены немыслимым образом.

На пыльном тротуаре среди чахлых полудохлых кустиков обнаружилась сравнительно целая скамейка, и Сашка присел на неё, постаравшись опять собрать себя в кучу. По тротуару прогуливались полупьяные мужики. Женщина, с измученным лицом тащила в обеих руках достаточно тяжёлые сумки, периодически останавливаясь, чтобы передохнуть. Стайка чумазых малолетних оборвышей с гиканьем гнали куда-то перепуганную ободранную кошку, а поодаль, у стены приткнулись несколько тёмных личностей, то и дело, поглядывая на Саньку. И над всем этим убожеством мужик в боевом скафандре протягивал руку с голограммы и произносил, как заведённый: «Пошли со мной, брат. Дадим жару этим гоблинам!»

Как бы то ни было, а жить надо, и впереди около девяноста часов привольной гражданской жизни. В первую очередь нужно озаботиться ночлегом. Саня напряг память, пытаясь вспомнить ближайшие к этому месту гостиницы. То, что пришло на память, не годилось. В этом районе сплошные ночлежки с продавленными кроватями, хлипкими дверями и обдолбанными или пьяными постояльцами. Про антисанитарию и вспоминать не хочется. Совести человечества, да ещё и с достаточно приличным капиталом за душой, туда соваться стыдно. Остается центр. Там, конечно, подороже будет, но и поприличнее. И чисто, и цивильно. Решено. Эх, гулять, так гулять!

Флаер, вызванный по сети, быстро юркнул на парковку перед домом. Сашка влез в салон и задал маршрут к гостинице «Марселона», единственной, всплывшей в его памяти. Помнится, в прошлой жизни, ещё до армии, он всегда восхищался строгими обводами, полихромным стеклом и зимним садом на крыше. Тогда ему казалось, что красивее гостиницы нет во всей галактике, и там могут жить только одни небожители.

Память, конечно подвела. Сейчас она уже не казалась такой шикарной, явно видны были заваленные углы, полихромное стекло местами пошло трещинами, а зимний сад на крыше оказался просто кучей растений в горшках, затейливо расставленных так, чтобы между ними можно было прогуливаться. Но, как бы то ни было, это всё же не те ночлежки, что в его родном районе.