Евгений Щепетнов - Чистильщик. Выстрел из прошлого

Теперь Ниночка была уже в своем боевом наряде и в боевой раскраске. Короткие белые шортики подчеркивали красоту длинных загорелых ног. Топик обтягивал упругую грудь, не испорченную кормлением ребенка (на искусственном держала?). Прическа – что-то вроде «пажа», не знаю, как это называется, но красиво. И волосы сухие – подсушилась феном, точно. Губы чуть тронула помадой, ресницы накрасила, чуть подвела. Вполне аккуратный и даже интеллигентный раскрас. Не какая-нибудь хабалка в леопардовых лосинах и в индейской раскраске. Типичная студентка из обеспеченной семьи.

Честно скажу – Ниночка мне понравилась. Было в ней что-то такое… хм… даже не знаю, как это передать, как сформулировать мысль. Вот есть девушки, которые подавляют. Они «резкие», бескомпромиссные, эдакие начальницы, Хозяйки. Это для слабых мужчин, для любителей подчиняться.

Есть слабые, тонкие, как плющ, девушки, для которых нет большего счастья, как обвиться вокруг крепкого дуба-мужчины. И чем крепче этот дуб (и тупее), тем сильнее опутывают душащие его нити растения-паразита.

А есть девушки легкие, порхающие по жизни, беззлобные и веселые, каждый день воспринимающие как подарок. С ними рядом легко и весело. Но они так же легко могут от тебя упорхать, ибо их судьба – вечно веселиться, пока не навалится морщинистая старость. Да и старушками они будут… веселушками!

Вот эта девушка была из последних, и, судя по рассказу ее матери, Ниночке сильно не везло на спутников жизни. Ну не те спутники попадались, чего уж поделаешь! У меня были предположения, почему ее долго не выдерживал ни один мужчина, но я оставил их при себе. Мотыльки, они красивы. Но уж больно непостоянны… порхают, порхают, порхают… пока не сгорят в огне свечи очередной любви. Вон как пожирает меня взглядом – небось давно мужика не было. Сколько ей лет? Примерно сколько и мне… может, она и помоложе. Лет восемнадцать-девятнадцать, не больше. А может, и двадцать пять. Трудно определить возраст девушки, если она следит за собой. Это только женщины могут с первого взгляда вычислить возраст «соратницы», мужчины – практически никогда.

Мы пили чай, ели бутерброды – в этакой домашней обстановке, и я все никак не мог перейти к делу. Мария Михайловна едва ли не как следователь допрашивала меня обо всем, что меня касалось и не касалось, – о жизни в центре России, о ценах на продукты, о том, что я окончил и чем занимаюсь. Когда услышала, что я экстерном окончил университет, – удивилась и даже обрадовалась. Но когда узнала, что я вообще-то приемный сын, почитай, подкидыш, а еще – что у меня есть молодая красивая жена и я ее люблю, разочарованно притухла и даже незаметно (я-то это заметил!) вздохнула. Моя жена была натуральным препятствием к счастливой жизни дочки, а то, что я найденыш с непредсказуемой наследственностью, никак не радовало человека, десятки лет проработавшего в психиатрической больнице. Уж психиатры-то знают, что такое наследственность и как она влияет на поведение потомков!

Наконец, когда мы уже наелись и напились – кстати, женщины вдвоем уговорили бутылку шампанского, – мы все-таки перешли к делу. Резко, без всяких там реверансов и прелюдий.

– Давай колись, чего пришел ко мне? – Мария Михайловна смотрела остро, и во взгляде ее не было и следа выпитого «полусладкого». – Что хотел узнать?

– Двадцать лет назад в больницу привезли двух мужчин лет двадцати пяти – тридцати. Они были одеты в старинные одежды, изранены и не могли говорить по-русски. Вернее, вообще не могли говорить. Я хочу знать их судьбу. Потому мне надо поговорить с врачами, которые ими занимались. Вот и все.

– Вот и все… – задумчиво протянула Мария Михайловна. – То есть ты считаешь, что я знаю тех, кто тогда их принимал? Лечил?

– Если не вы – то кто? По-моему, вы там знаете всех и каждого, – не покривил душой я. – Только не говорите, что это не так. Все вокруг вас вертится! И вы, с вашим умом, с вашим…

– Хватит, хватит! – усмехнулась женщина. – Льстец! Но… интересный льстец. Правда, дочка? Жаль, что женатый. А то бы…

У меня даже мороз прошел по коже. Вот это «а то бы…» мне очень не понравилось. Такая женщина вцепится – не отпустит. Слава богу, что понятия «семья и любовь» для нее святы – так и сказала, прямым текстом.

– В общем, так! – припечатала Мария Михайловна. – Не надо никого искать и ничего делать. Я сама видела этих мужчин и когда их принимали, и когда выписывали, и вообще – все про них знаю. Как ты правильно сказал – я же там в центре, мимо меня ни одна новость не пройдет! А скажи только, зачем они тебе? Что тебе в них?

Я кратко рассказал, женщина задумалась, потом медленно выдала:

– Вот оно, значит, как… это прямо-таки индийское кино! Это ты – тот ребенок! А потом окажется, что ты сын индийского магараджи и он только и мечтает, чтобы передать тебе своих слонов и груды алмазов.

– На алмазы – согласен, на слонов – нет. Их не прокормить, и опять же – как нагадят, так убирать замучаешься!

Женщины захихикали, а я приготовился слушать дальше. Тут нельзя пережимать – пока «клиент» не созреет, не надо на него слишком уж нажимать. Может замкнуться и не дать нужной информации.

– В общем, так… – Мария Михайловна на секунду задумалась. – К нам их доставили уже подлеченными – физически. Раны затянулись, швы сняли, физическое состояние – в пределах нормы. На поправку пошли. А вот психика – это да. Как ты верно сказал, они вообще ничего не понимали, не узнавали, говорить не могли – ни на одном языке. Мы даже китайца притащили, пытались их разговорить, так они только глазами лупают, и все, молчок. Друг с другом тоже не разговаривают, да и не узнают даже! Как будто не вместе были. А нам все рассказали о них, вся больница гудела – откуда взялись да что случилось. В общем, лежат, как мешки, и больше ничего. Есть им дадут – едят. В туалет отведут – сходят. А сами ничего не просят и ничего не говорят. Ну, тогда главврач Михаил Васильевич, дельный был врач, профессор, приставил к ним сотрудника – учить их языку, вообще жизни учить!

Мария Михайловна победно посмотрела на меня, и я все понял:

– Вас?! Да ладно! Я не верю в такую удачу! Не может быть!

– Я, мой дорогой наглец Толя, я… повезло тебе! Несказанно повезло! Я их учила, я с ними разговаривала потом, когда научила. Только ничего хорошего это тебе не даст. Ни-че-го!

– Почему это? – удивился я. – Они что, ничего не рассказали? Или вам запретили говорить?

– Знаешь, да? – Мария Михайловна усмехнулась. – «Конторских» вертелось вокруг них – кучами! И так допрашивали, и эдак. Только никакого толку. Они ничего не помнили. Очнулись в лесу, кто они и откуда – ничего не знают. Откуда шрамы – тоже не знают. У старшего, того, что с бородой, шрамов просто ужас сколько! Такое ощущение, что его пытали в застенках! И что только с ним не делали! Ты бы видел – у меня на голове волосы шевелились! У него кожу лентами вырезали, представляешь?! Полосами! Ногти вырваны! Пальцы изувечены! Кости сломаны, рентген показал. Лицо – будто тигр когтями драл! Он потому бороду и отрастил, чтобы шрамы скрыть. А так вполне молодой парень, лет тридцать, а может, даже и меньше. Шрамы и борода всегда старят. И кстати – хоть и молодой, но уже седой. С проседью, точней. Скорее всего, поседел, когда его пытали.