Андрей Ерпылев - Америка off…

— Дело в том, что некоторые исследователи филадельфийского эксперимента утверждают в один голос, что Эйнштейну с помощью какой-то установки, действующей по неизвестному принципу, разработанной совместно с Никола Тесла, удалось путем создания электромагнитного поля огромной мощности свернуть вокруг эсминца «Элдридж» пространство. Побочным эффектом оказалось изменение времени…

— Ерунда! Разве время можно изменить?

— Физики-теоретики и ряд математиков не видят здесь ничего невозможного. К примеру, в поле действия гравитации некоторых звезд, именуемых черными дырами…

— При чем здесь звезды?

— Я хотел лишь привести пример…

— До какой степени предположительно могло свернуться, как вы выразились, пространство вокруг эсминца?

— Точно этого не может сказать никто. Но, возможно, «Элдридж» и все окружающее его в радиусе нескольких сотен ярдов на некоторое время сжались в точку. Примерно до размеров элементарной частицы…

По залу пронесся сдержанный вздох…

— Я бы сказал, господа, — губернатор Флориды Лестер Моусон оглядел присутствующих, — что мы в данный момент участвуем в самом малочисленном заседании Конгресса США за всю его историю.

— И самом представительном, кстати, — проворчал сенатор от Аляски Роберт Эрчетт.

Действительно, в скромном по размерам кабинете гавайского «Капитолия» собрались два губернатора — от Гавайев и Флориды; четыре сенатора — два от Аляски и по одному от Гавайев и Флориды; девять членов палаты представителей, оказавшихся дома во время Катастрофы, то есть почти все, кто остался… Один член палаты представителей проводил отпуск в Европе и теперь спешил на родину. Из-за малочисленности участников и важности повода собрания заседание представителей законодательной и исполнительной властей решили сделать общим.

— Господа, — взял слово старейший из присутствующих сенатор от штата Алохи [24]Кевин Ластки. — С момента Катастрофы прошло чуть более двенадцати часов, и мы собрались здесь, чтобы избрать временного главу государства и решить несколько важнейших задач, стоящих перед нами в это тяжелое время. Наш дом разрушен. От пятидесяти штатов, живших единой семьей, осталось только три, причем не понес потерь только один — тот, где мы сейчас находимся, а также Пуэрто-Рико. В настоящий момент от территории США осталось лишь семнадцать процентов, а население составляет восемнадцать с половиной миллионов непосредственно на территории государства и немногим более пяти миллионов — туристы, военные, дипломаты, представители компаний и прочие — за рубежом. Мы потеряли практически все сельскохозяйственные земли (основная часть нашей территории приходится сейчас на непригодные для сельского хозяйства полярные и приполярные области Аляски), промышленность, инфраструктуру и научный потенциал. Положительным моментом является только то, что сохранены почти две трети вооруженных сил и ВМС, размещенные в основном в Европе, Азии и Мировом океане, и большая часть орбитальной группировки — временно потерянный контроль над спутниками удалось перевести на резервный центр управления на Гавайях…

— Значит, мы не беззащитны?..

— Соединенные Штаты по-прежнему в состоянии дать достойный отпор любому агрессору в любой точке планеты.

Переждав аплодисменты, сенатор продолжил:

— Некоторую проблему, конечно, представит их снабжение, но…

— Это почему еще? — подал голос краснолицый, похожий на моряка, которым он, собственно, и был раньше, член палаты представителей от Флориды Альберт Макгвайер.

— Дело в том, что Форт-Нокс исчез вместе со штатом Кентукки, а вместе с ним и практически весь золотой запас США. Наше экономическое положение я кратко обрисовал выше…

— Ну и что с того? — не унимался недоверчивый Макгвайер.

— Федеральная резервная система США тоже прекратила существование, — вздохнул сенатор Ластки. — Нам просто нечем сейчас обеспечить нашу валюту, разве что снегами Аляски, солнцем Гавайев и цветами Флориды… К тому же печатать доллары тоже негде…

— Боюсь, нехватка наличной валюты нам не грозит, — подал голос из своего угла, куда забился по обыкновению, тощий, похожий на кузнечика сенатор Бернштайн.

— Как это? — обернулись все к нему.

— А вы не забыли, господа, — с неприкрытой издевкой ответил тот, — сколько наличных долларов, напечатанных нашим Бюро гравирования и печати, поглотили развивающиеся экономики? Азия, Африка, Россия, наконец?..

Алексей Мерзлин оторвал тяжелую голову от стола и попытался нашарить бутылку.

Бутылка после некоторых поисков благополучно нашлась, но вот содержимого в ней было ровно столько, сколько хватило бы, чтобы напоить, скажем, комара или средних размеров таракана.

«Неужели это все я один высосал? — мучительно попытался собрать разбегающиеся мысли Лешка. — Не может быть…»

Но факт был непреложен и не допускал иных толкований: литровый сосуд из-под ванильного «Абсолюта» был пуст, а собутыльников за столом не наблюдалось.

«Мы же вроде с Серым начинали, — мысли не желали выстраиваться в привычные подтянутые шеренги, предпочитая им некое беспорядочное движение, давным-давно описанное англичанином Броуном. — За его выигрыш… Хотя…»

Все дело в том, что Алексей чувствовал себя настоящим предателем, и чувство это было настолько ярким и всеобъемлющим, что хотелось скрыться, зарыться куда-нибудь или, к примеру, утопиться. Хотя бы в водке…

История началась больше года назад, когда Мерзлин совершенно случайно открыл один сравнительно безопасный способ обогатиться. За чужой счет, естественно.

Дело-то было плевое: перевести с нескольких случайно выбранных счетов некоторые не слишком бросающиеся в глаза суммы на один, вполне определенный. Схема, согласитесь, не нова, и немало «продвинутых» наследников бессмертного Остапа ее в свое время провернули, но… Провести несложную операцию так чисто, чтобы не оставалось никаких зацепок, удавалось далеко не всякому. Если точно, то почти никому. Подобно извечному соревнованию щита и меча, а позднее брони и снаряда, защита от взлома и шустрые ручки, угрожающие ей, постоянно соперничают уже не один десяток лет; и если защита не смогла до сих пор построить надежную на сто процентов преграду, то уж выискивать нарушивших ее «девственность» злоумышленников научилась довольно эффективно.

Алексей, маниакально осторожный от рождения, в отличие от большинства своих «коллег», не кинулся сразу же конвертировать свои идеи в шуршащие разноцветные бумажки с портретами давно почивших в бозе президентов и изображениями европейских мостов и ворот, а сперва постарался построить между собой, ещё ничего предосудительного не совершившим, и потенциально обиженными им обладателями вышеупомянутых бумажек стену достаточной высоты.