Евгений Бузни - Зивелеос. Книга первая

–

Да, а я найду?

–

Пойми меня правильно, я сейчас в ванной, говорить некогда, купаюсь и весь в пене.

–

Всё поняла, иди.

Когда майор Скориков вместе с капитаном и его напарником лейтенантом входили в квартиру Самолётова, Николай как и прежде лежал в ванне, а пены стало в ней ещё больше. Голова парня вся была в мыле.

Подняв голову на вошедших теперь без звонка, он сделал удивлённое лицо:

–

Что-нибудь ещё случилось? А, и капитан снова здесь! Решили

всё-таки дать интервью? Это приятно. Сейчас я закончу.

–

Да уж, пожалуйста, заканчивайте и поскорее. Мы хотим пригласить вас для беседы в управление. Там и ваше руководство уже сидит в ожидании. Так что вытирайтесь, а мы с вашего позволения оглянем квартирку вашу.

–

Хотите сказать, произведёте обыск, что ли?

–

Да нет, какой обыск? Зачем? У нас и ордера нет. Просто интересно, как живут холостые журналисты.

–

Вы знаете, что я холостой?

–

Служба такая. Должен знать.

–

Да вы смотрите, что хотите. У меня ничего кроме черновиков опубликованных статей и книг нет. Ничего запрещённого, тем более, что сейчас у нас ничего не запрещают.

Через десять минут все выходили из дома, а Маша…

Маша положила трубку мобильного телефона на стол, задумчиво покусывая кончик указательного пальца. От этой дурной привычки она никак не могла отвыкнуть, тем более в трудные моменты жизни. А сейчас момент был не простой.

Николай просил подождать пол часа. Но что произойдёт за это время? И что потом? К нему приходили, но ушли, раз смог позвонить. Однако он торопился и говорил эзоповским языком. Имел в виду, что надо забрать костюм, но назвал его материалами для газеты – это ясно. Он чего-то боялся. Чего? Не того, кто стоял рядом? Нет, не стал бы звонить вообще, и не говорил бы о ванне. Скорее всего, боялся, что кто-то может прослушивать телефон. Да, точно. И очень спешил. Говорил коротко, выстреливая слова пулями. Кого-то ждал, кто может войти неожиданно? Именно так. Неужели его могут арестовать?

Маша качнула головой, сбрасывая с плеч косички. Тогда зачем ждать пол часа? Тут Николай не прав. Если за ним пришли, надо в этом убедиться и принимать меры.

«Так, – сказала она себе, – решение принято: машина стоит у дома, надо ехать». Теперь только действия: точные, быстрые, уверенные. Из шкафа достаются и надеваются джинсы. На плечо набрасывается ремешок красной сумочки, в который кладётся мобильник. Ноги вставляются в лёгкие красные босоножки. Ещё несколько мгновений и белый жигулёнок, буркнул что-то, завёлся и помчался по летней улице большого города Москвы.

Машина машина (в первом слове ударение на первый слог, а во втором на второй. Объясняю для особенно въедливых) подъезжала к дому Николая именно в тот момент, когда в сопровождении милиционеров её товарищ выходил из подъезда. Это была удача. Она собиралась, коротко надавить на сигнал, если бы он сам не заметил её спокойного проезда мимо автомобиля милиции и не встретился с понимающим взглядом девушки.

Разумеется, Маша не остановила свою машину, а спокойно проследовала до конца квартала и завернула за угол, но и там не стала, а доехав до следующего поворота, снова свернула направо, и только тогда нажала на педаль тормоза и выключила мотор. Выйдя на тротуар, тут же вернулась к перекрёстку и успела услышать, так называемый, спецсигнал милицейского транспорта и увидеть удаляющуюся по параллельной улице голубую мигалку.

Повернувшись к своей машине, Маша достала из кармана маленький пульт дистанционного замка, нажала на кнопку, заставив автомобиль радостно взвыть в подтверждение того, что теперь его никто не откроет, и отправилась через проходные дворы к дому Николая. На плече девушки висела красная сумочка, косички на голове давно были расплетены, и теперь длинные ниже плеч волосы сияли золотом в лучах опускающегося к горизонту солнца. По-летнему медленно приближался вечер.

Маша не возражала, чтобы её видели именно с яркой сумочкой и распущенными ниже плеч волосами. Так она вошла в дом. А через некоторое время оттуда вышла, но в спортивном костюме, серой спортивной шапочке, спрятавшей напрочь волосы, в кедах и с рюкзаком на спине и без красной сумочки, так что иной человек, видевший её пятнадцатью минутами раньше, вряд ли бы признал в ней ту самую девушку в джинсах и с красной сумочкой, а вероятнее всего принял бы её теперь за парня, отправившегося либо в поход, либо на загородную дачу. Такова была идея изобретательной во всех отношениях Маши. Ещё через пятнадцать минут она уже была у себя дома. Через десять минут снова выехала, одетая в джинсы, с распущенными ниже плеч волосами и с красной сумочкой, свисавшей с плеча.

Мыльный пузырь быстро лопается

Больше всего Николая удивило при входе в кабинет генерала ФСБ то, что он увидел за столом начальника лидера своей партии Горюшкина. Ему ещё не доводилось встречаться с ним лично. А то, что в кабинете находились его главный редактор и ответственный секретарь казалось вполне естественным. Удивили и доллары, лежавшие на столе. Но внимание его лишь коснулось этого факта. Основное было обращено на генерала.

Больше всего удивило генерала Казёнкина то, что у вошедшего журналиста Самолётова голова была явно мокрой. Дорога до Лубянки была не долгой, и волосы не успели просохнуть. Он не удержался от вопроса:

– Вы что же, господин хороший, в озеро ныряли? Может, там деньги украденные искали? Отчего вы такой мокрый?

– Во-первых, здравствуйте, и прошу прощения, – сказал Николай, низко кланяясь. – Понимаю, товарищ генерал, что вам не до вежливости. А голова моя мокрая не от слёз, конечно, по ненайденным вами деньгам, а оттого, что ваши сотрудники уговорили меня ехать к вам прямо из ванной. Хорошо, что одеться дали возможность.

Казёнкин начал багроветь от негодования. Но тут Горюшкин поднялся со своего места и с широкой улыбкой на лице направился к Самолётову, протягивая ему руку и говоря:

– А я так с удовольствием поприветствую нашего молодого журналиста, с которым не был знаком, но публикации читал. Весьма неплохие, должен сказать. Надеюсь, вырастите когда-нибудь и в главного, когда мы с Семёном Ивановичем пойдём на пенсию. А генерала понять можно: у него сейчас положение не из приятных.

Дружески пожав руку Самолётову, Горюшкин стал прощаться с генералом:

– А я должен вас покинуть. И так задержался. Государственные дела, как известно, не терпят отлагательства. Дума, наверное, кипит по поводу ночного инцидента. Надеюсь, вы скоро разберётесь и сообщите о своих успехах. Моя задача была принять участие в передаче подброшенных денег, а остальное вы уж сами как-нибудь.