Александр Ломм - «Дрион» покидает Землю

Когда басмачи скрылись и выстрелы утихли, Плавунов поднял голову и крикнул:

— Ну что же, товарищи, неплохо! Теперь их осталось семнадцать, а то и меньше, если есть раненые. Ещё три такие атаки, и мы спасены! Держитесь, товарищи!

Но атак в конном строю больше не было. Худояр-хан понял, что в крепости сидит горстка людей и что никакого пулемёта у этих людей нет. Стало быть, нет никакой нужды рисковать своими в лобовой атаке. Куда проще подобраться к крепости перебежками.

И вот на всём пространстве между скалой и крепостью замелькали, то появляясь, то прячась, чёрные папахи басмачей.

— Внимание, товарищи! — крикнул Плавунов. — Худояр-хан переменил тактику. Теперь держи ухо востро и стреляй только прицельно! Они хотят взять нас на кинжалы! Ну что ж, посмотрим!

Снова загремели выстрелы, но уже не такие частые. Со стороны басмачей тоже засвистели пули, с которыми уже всерьёз пришлось считаться…

Положение становилось угрожающим. Басмачи, перебегая от камня к камню, приближались. Огонь из крепости, где помимо Закирова хороших стрелков не было, серьёзного урона им, по-видимому, не причинял. А сами они всё гуще и гуще накрывали крепость роем свистящих пуль. Уже трудно было перебегать от позиции к позиции, не рискуя попасть под пулю. А когда среди защитников появился первый раненый — Закирову начисто срезало левое ухо, — Плавунов поманил к себе Наташу, показывая ей, что надо ползти по-пластунски.

Наташа быстро добралась до отца. Сначала Плавунов приказал ей перевязать Закирова, а когда она это сделала и снова перебралась к отцу, он погладил дочь по русой голове и сказал:

— Скоро конец, Наташенька. Минут через пятнадцать они сюда ворвутся. Надо спасти Расульчика. Помнишь, что говорила Миэль?

— Помню, папа.

— Пусть Расульчик попросит «Дрион» открыться и принять его.

— А спящие, папа, а Лапин?

— Они мужчины.

— Они сейчас беспомощнее детей!

— Знаю. Если бы я своей смертью мог их спасти, я не колебался бы ни единой секунды! Но я не знаю, что для них можно сделать.

Он отвернулся и, припав к винтовке, снова стал стрелять в чёрные папахи. А Наташа глянула на Искру, потом на Юру и, убедившись, что они в порядке, быстро поползла к нише.

Расульчика и Лапина она нашла в горячем споре. Лапин порывался выйти из ниши и посмотреть, что это там так сильно гремит. Расульчик его удерживал, говорил, что там пули, там убьют. В ответ на эти «пули» и «убьют» Лапин принимался весело смеяться и уверять мальчугана, что всё это чепуха, что так не бывает, чтобы человека просто так взяли и убили.

— Расульчик, милый, — подбежав к ним, торопливо заговорила Наташа. — Вот-вот сюда ворвутся басмачи! Они уже совсем близко! Они убьют всех! Начальник приказал, чтобы ты немедленно попросил шар открыться! Шар послушается тебя. Миэль говорила, что послушается!

Расульчик бросил Лапина и, не говоря ни слова, обхватил руками чёрный бок шара. Он стал гладить его, прижиматься в нему лицом и что-то быстро-быстро говорить по-таджикски. Наташа не увидела, как открылся шар. Она увидела лишь, как Расульчика накрыло что-то большое и белое и мгновенно исчезло вместе с ним. Она облегчённо вздохнула и повернулась к Лапину. Но того уже в нише не было.

— Пётр! Петька! Стой! Лапин, стой!

Наташа выбежала из ниши и увидела, как Пётр Лапин идёт по площадке во весь рост и смеётся над пулями, которые со свистом проносятся мимо него. Девушка, не раздумывая, рванулась к нему, но Лапин вдруг остановился как вкопанный, повернулся к шару и с лицом, полным невыразимого изумления, рухнул на камни. Наташа с трудом перевернула его на спину. Пётр Лапин был мёртв.

И тут же её ужалил яростный крик. Она вскинула голову и увидела, что Искра прислонился спиной к валуну и держится за плечо. Оставив Лапина, она быстро поползла к Искре и, думая только о нём, о любимом, не увидела, как у отца её вдруг выпала из рук винтовка. Уже перевязывая плечо Искре, она вдруг услышала крик Юры Карцева:

— Плавунова убили!

— Скорей к отцу! — крикнул Искра Наташе, отталкивая её от себя. Но она не успела сделать ни малейшего движения.

Из-за каменного барьера послышался грозный рёв басмачей. Они бежали к крепости во весь рост, яростно крича и потрясая кинжалами и саблями. Выстрелы Закирова и Юры их уже не могли остановить. Да и пробежать-то им оставалось не более тридцати шагов.

Вот они перевалили через каменный барьер и вдруг… умолкли. Один из бежавших — огромный широкоплечий бородач сделал по инерции несколько шагов, занёс кинжал над Искрой, но тут же замер и выронил его. Несколько секунд он смотрел на Искру с удивлением, а потом тихо опустился на камни.

Догадываясь, в чём дело, Искра поднял глаза на шар и увидел её, Миэль. Она стояла в отверстии «Дриона», как в огромной круглой раме, и смотрела на поле боя. В одной её руке сверкал «фонарик», а другая лежала на чёрной голове Расульчика Вот она наклонилась к Расульчику и что-то сказала. Мальчик кивнул. Тогда Миэль взяла его руку и вложила в неё свой удивительный «фонарик». Расульчик быстро спрятал его за пазуху. Искра нашёл Наташу у барьера. Она со счастливой улыбкой на лице смотрела на горы. Эта улыбка полоснула Искру по сердцу.

— Наташа, что с тобой?

— Ничего… Вот смотрю… Здесь очень красиво.

— Идём скорей к отцу! Николай Фёдорович, кажется, убит!

Она в ответ рассмеялась:

— Как это убит? Разве можно убить человека?..

Искра всё понял. Тот оскаленный басмач, наклонившийся над Искрой с поднятым кинжалом, был обезврежен ценой её превращения. Луч метнулся к басмачу и по пути коснулся головы Наташи.

— Этого я тебе не прощу, космическая благодетельница! — сквозь зубы произнёс Искра, и, придерживая раненую руку, пошёл к неподвижно лежавшему Плавунову.

По пути он покосился на шар, но около шара ни Миэль, ни Расульчика уже не было.

Возле Плавунова стояли Карцев и Закиров. Искра присмотрелся к ним и сразу понял, что Закиров облучён, а Карцев нет. Погонщик плакал, размазывал по лицу слёзы, а Юра стоял, опершись на винтовку, и хмуро его рассматривал. Карцев, обращаясь к Искре, сказал:

— Николая Фёдоровича наповал срезали гады, а этот… ишь, нюни распустил… под луч его угораздило.

— Наташа тоже под луч попала, — с тоской проговорил Искра.

— Наташа?.. Впрочем, не надо, Вацлав, не убивайся. До вечера потерпим, а там и мы… Тебя-то сильно задело?

— Пустяки, в мякоть. Кость цела, а мясо зарастёт… Юра!