Александр Ломм - «Дрион» покидает Землю

Неподалёку от «Дриона» Юра увидел простую деревенскую русскую избу. Ему даже почудилось, что из трубы её выходит сизая струйка дыма. Но это всего лишь трепетали едва видимые потоки воздуха.

В груди у Юры стало горячо и радостно. Ему казалось, что на крыльцо избы вот-вот выйдет мать в цветастом переднике и, заслонясь рукой от солнца, звонко крикнет:

— Юри-и-и-ик! Беги домой молоко пить!

И словно в самом деле услышав голос матери, он побежал через луг, не обращая внимания на обильные брызги, которые хлынули на него с зелёных стеблей и листьев. Перед высоким, покосившимся крыльцом нерешительно остановился.

Он уже занёс было ногу, чтобы подняться на крыльцо как вдруг почувствовал на своём плече чью-то руку и услышал громкий, взволнованный голос:

— Остановитесь, Юрий! Туда нельзя! Это опасно для жизни!

Юру словно током ударило. Он резко обернулся и увидел… Лагрима.

На благородном ариулянине была облегающая серебристая одежда того же покроя, что и у Миэль; за спиной, крепко пристёгнутый перекрещивающимися белыми ремнями, возвышался странный предмет, который можно было принять и за музыкальный инструмент, и за астрономический прибор; на груди соединённая с заплечным прибором четырьмя толстыми кабелями выдавалась вперёд широкая синего цвета панель с множеством кнопок.

— Вы Лагрим? — Юра заговорил было по-русски, но тут же поправился.

Лагрим улыбнулся и снова, теперь уже легонько, коснулся пальцами Юриного плеча. Юра уже знал, что таково обычное ариулянское приветствие, и тоже дотронулся до плеча Лагрима.

Тот пошевелил бровями и сказал:

— Я не мог не остановить вас, Юрий. За этой внешней безобидностью дома — смертельная опасность!

— Опасность? Вы, должно быть, не знаете, что это мой родной дом!..

— Знаю, друг мой, знаю. Но это пока не дом, а живая колония милькоев. Смотрите!

Лагрим сорвал несколько пучков травы, скрутил их в длинный жгут и сунул в раскрытое окно. Внутри дома всё оставалось спокойным — ни звука, ни движения. Но травяной жгут, который Лагрим через две-три секунды выдернул обратно, оказался обуглившимся и тотчас же рассыпался. Лагрим сказал:

— Вот что вас ожидало в «родном доме».

Глубоко потрясённый, Юра воскликнул:

— Но почему же Миэль… почему Миэль не сказала мне об этом?

— Не расстраивайтесь, Юрий, и не спешите обвинять мою дочь. Слушайте меня внимательно. Такие дикие милькои встречаются только здесь, на Фабиоле. А по всему нашему Союзу Тысячи Планет применяются для строительства лишь милькои приручённые. В их генетический код внесены изменения, в результате чего выведен новый вид милькоев, безопасный при возведении зданий. Об этом знают все, даже дети. Миэль не предупредила вас только потому, что была уверена в полной безобидности милькоев. Но она не могла не сказать вам, что на Фабиоле опасно экспериментировать, не имея к этому необходимой подготовки.

Юра смутился и опустил голову:

— Вы правы, Лагрим. Миэль просила меня дождаться вас. А я увлёкся… Это, конечно, непростительное мальчишество…

— Ничего, мой друг, всё обошлось, и не надо отрицательных эмоций. Пойдёмте в «Дрион». Я соскучился по моей маленькой Миэль. А свидание с родным домом отложите ровно на неделю.

— Да-да, Лагрим, вы правы. Идёмте! Миэль с ума сойдёт от счастья, когда вас увидит!

Они медленно шли через густые влажные травы — великолепный ариулянин в серебристой одежде и скромный землянин в старенькой выгоревшей рубахе, полотняных брюках и стоптанных сандалиях. Вдруг Юра остановился и удивлённо посмотрел на отца Миэль:

— Вы так поразили меня этими милькоями, что я лишь теперь подумал о вашем внезапном появлении. На чём же вы прибыли на Фабиолу? Где ваш корабль?

Лагрим стащил с головы шапочку, тряхнул седыми кудрями и рассмеялся.

— Законный вопрос, друг мой. Мой космолёт находится у меня за плечами.

— Вот этот прибор?

— Да. Это моё первое изобретение — выпрямитель пространства, или же сокращённо риоль . Самый совершенный и самый быстрый способ передвижения по космосу. Но, к сожалению, только на близкие расстояния.

— Но как же вы через космос? Там ведь убийственный холод, полное отсутствие воздуха! А вы даже не в скафандре!..

— Потом, Юрий, потом. Обо всём расскажу в «Дрионе». И вам, и Миэль…

У стола с раскрытыми створками полусферы, сидели в креслах трое: Юра, Миэль и Лагрим. Перед ними стояли три бокала с золотистой жидкостью. Бурная радость встречи отца и дочери, не видавшихся несколько лет, была уже позади. Теперь она осталась лишь в сияющих взглядах, которыми они то и дело обменивались. А разговор уже шёл деловой.

Сначала Лагрим внимательно выслушал историю конфликта, возникшего из-за самовольного решения Миэлъ не подвергать планету Земля дегуоллизации. После того как Юра сообщил об ультиматуме Аркасса, Лагрим откинулся на спинку кресла и поднял обе руки в знак того, что ему всё ясно.

— А теперь, дети мои, послушайте, что я вам скажу.

Лагрим отпил несколько глотков из бокала и продолжал:

— Ситуация сложилась необыкновенно трудная. Великий Координатор тяготеет своим непреклонным авторитетом над всем населением Союза Тысячи Планет. Все уверены, что мнение Великого Координатора выражает мнение подавляющего большинства. Никто не заметил, как из органа, координирующего возникающие идеи и деятельность человечества, Великий Координатор превратился в своеобразный супермозг, подавляющий всякое свободное творческое мышление. Ему с самого начала была дана обратная связь с людьми. Это считалось нужным, чтобы каждый человек мог в любой жизненной ситуации получить высококвалифицированный совет. Учёные, экономисты, плановики, даже деятели искусства считали это величайшим благодеянием. И правильно считали. Прежде на сотнях наших планет неизбежно происходили многократные повторы открытий, изобретений, творческих идей. Поток неуправляемой информации захлестнул людей и превратился в стихийно растущий океан знаний. С наступлением эры Великого Координатора хаос прекратился. Но прошло несколько тысячелетий — и супермозг стал не благом, а проклятием нашего космического государства. Накопив информацию практически беспредельного объёма, Великий Координатор стал влиять на умы людей, внушать им свои собственные, идеи, которые хлынули из него неудержимым потоком. Так, между прочим, возникла идея всегалактической дегуоллизации. Вступать с Великим Координатором в борьбу, убеждать его в своей правоте — занятие бессмысленное и заранее обречённое на провал. Коль скоро он поставил перед собой какую-то цель, он добъётся своего. Он решил, что планета Земля должна быть подвергнута дегуоллизации, и он выполнит это решение любой ценой.