Вадим Еловенко - Иверь

Мы усмехались, вспоминая известную фразу, что к хорошей жизни человек быстро привыкает. Но население еще жило как бы по инерции. Им показывали преимущества сковороды, и они пользовались показанным. Им давали в руки нож и вилку, и они с трудом, но начинали пользоваться ими. Им показывали масляные лампы, привозимые из городка Десятника, и их день продлевался на много часов, чему они были, конечно, рады.

Но чтобы кто-то особо выделялся в плане изобретательства или нового применения полученных от нас технологий, такого я не припомню. Это разочаровывало меня, ожидавшего, что эти люди и сами вполне могут додуматься до центрального отопления или уличного освещения.

Игорь только смеялся надо мной, напоминая, что эти бывшие охотники, бывшие рабы, почти безграмотные люди и в планах не имели окончить свой век посреди даже тех новшеств, что их теперь окружали. И надо благодарить бога, что их хотя бы натаскать получилось на простейшие механические операции.

Я парировал это тем, что среди работающих в Роле было уже немало мастеров морского народа. А уж их неграмотными назвать язык не поворачивался. Как воровать технологии и применять их у себя – это они были больше чем грамотными. А вот как что-то новое свое изобрести, так нет… Игорь со мной не спорил.

Ввиду начавшегося производства рельсов я послал рабов на расчистку прямого пути до Ристы. К концу года мы начали строительство насыпи, закладку шпал и укладку на них рельсов. Дорогу строили весь следующий год. Я ужасался, как много времени потратили на путь, по которому первый паровоз добрался за шесть часов ходу… несоизмеримо как-то. Но это тоже потом.

В том году… Что же еще в том году было… Не помню уже. Много событий проносятся как-то даже незаметно. Только позже осознаешь, насколько они были важны. Вот, к примеру, наши горные крепости… Мы их строили для обороны от пассов. А получилось, что позже они стали герцогствами. Причем только номинально нам подчинявшимися и поставлявшими рекрутов. Мы там даже собственную администрацию имели, только чисто условную, из трех представителей. По налогам, по армии и по единству законов. Но это они позже уже такое положение получили. А в тот год…

В тот год я помирился с Ролли. Причем случайно. Я показал ей космос и всю планету. Она была в таком восторге, что простила, казалось, мне все. Игорь потом много раз ее катал на орбиту, но она на всю жизнь запомнила, что я это первым сделал. На земле она уже долго прощалась со мной, а я не знал, куда глаза деть. Я до смешного покраснел, когда она меня поцеловала в щеку и пошла к дочери, которая вместе со служанкой ждала ее во дворе замка. Я, счастливый, еще долго носился над землями, полными варваров-людоедов. И даже не стрелял по ним, словно и не было подо мной частоколов копий с насаженными на них обезображенными головами и груд объеденных костей.

В том году… Не помню.

Следующий год начался с того, что мы, уступая требованию Ролли, набрали выпускников Академии и средних военных школ, присоединили к ним часть гарнизонов Тиса и Ристы и высадились в Воротах Иса. Во главе корпуса встал я. Всего у меня было восемнадцать тысяч воинов. Сто сорок пушек. Из восемнадцати тысяч было только три тысячи конных. Остальные передвигались пешим строем. Почти все имели огнестрельное оружие. От ружей за двадцать монет до пистолетов за сорок.

И еще у армии была гордость: отряд в сотню человек, вооруженный двуствольными ружьями и четырехствольными пистолетами. Это были специально обученные в Академии молодые отпрыски родовитых фамилий пассов. Им представилась возможность десять лет отслужить, чтобы закрепить за собой свое бывшее имущество в городах морского народа. Каждому из них было обещано возвращение всего отнятого или компенсация за него после десяти лет службы в самом элитном отряде гвардии – в штурмовом батальоне.

Шансов, что из этой первой сотни выживет хоть кто-то после войны, не было никаких, и поэтому на обещания Игорь не скупился. Если армия нарывалась на сопротивление, то вперед выдвигали эту «элитную часть», пополнялась она довольно быстро теми, кто, обнищав после нашей оккупации, хотел вернуть честь и богатство своих семей. Умирать за нас мы никому не мешали.

Когда я во главе армии принял первый бой с дикарями прямо в поле в километре от Ворот Иса, я понял, что эта война будет и правда до полного уничтожения. Дикари никогда не сдавались, а наши о пощаде и думать не могли, зная, что их ждет потом. Хорошо, если в плену сначала убьют, а потом только съедят. Чаще происходило в обратном порядке.

Мы потеряли сотню, неудачно попав под массированный обстрел артиллерии из леса. Картечью даже меня задело. Но пластик брони и не на такое рассчитан. Я положил полки в поле и развернул артиллерию. Полчаса и сто сорок пушек не хуже лесорубов поработали. Батарея противника была уничтожена.

Потом была бойня с огромной ордой вооруженных кинжалами и мечами дикарей. И понеслось.

– Первая шеренга – огонь! Вторая – огонь! Третья – огонь! Заряжай! Второй взвод – на позицию! Первая шеренга – огонь!

Офицеры, выдрессированные Игорем, хорошо знали свое дело. Ополченцы и регулярные войска, которых из-под палки регулярно муштровали, тоже не тормозили, даже когда испытывали жуткий ужас.

До рукопашной в том бою дело дошло не сразу. В чистом поле с нами встречаться было верхом безумия. Лучше бы они нас с опушки из луков расстреливали. Я пустил конницу в обход приближающихся орд, и она, лихо нарезая толпу, порционно выдавала врага на ружейный огонь. Я порадовался, что наши потери столь невелики. Но в один момент даже я схватился за излучатель, увидев, что с тыла к батарее подходит огромный отряд тысячи в три. Наученные до автоматизма канониры развернули орудия и за несколько залпов положили все, что перед ними шевелилось. Это было впечатляюще со стороны. Плотность огня не позволила устоять ни одному дикарю.

Потратив несколько часов, мы залили стволы орудий дикарей свинцом и поскидывали их в воду недалекого ручья. Двинулись дальше, предварительно посчитав потери – свои и дикарей. Дикарей, посеченных нашим огнем, оказалось более шести тысяч. Наши потери не доходили и до пяти сотен бойцов. Такая статистика меня радовала. Эх, знал бы я, что будет потом, не радовался бы.

А случилось так, что дикари сменили тактику. Они дождались, пока моя армия углубится в леса в поисках крупных поселений варваров, и тогда показали всю свою мощь. Я плохо помню, как мы две недели, непрерывно отстреливаясь, бродили по лесам. Сколько деревень, поселков, городищ мы сожгли, знали только в моем штабе. Я лично со счета сбился. Дикарям это, конечно, надоело. Злость их была настолько сильной, что не всегда семьи и роды выдерживали наше недалекое присутствие и, вопреки приказам их вождя, в безумстве нападали на наши охранения.