Борис Долинго - Игры третьего рода

Нервная перкуссия оборвалась, и взволнованный голос шёпотом позвал из-за двери:

– Майор Гончаров!

– Ну я! – тихо ответил Александр. – Кто вы, что такое?

За дверью судорожно вздохнули:

– Майор Гон… Папа!

Придерживая рукой задвижку, чтобы приглушить щелчок, Гончаров распахнул створку. В комнату прямо в полосу лунного света шагнул человек в военной форме с автоматом в руке.

Видно было, что это совсем молоденький парнишка – высокий и плотный, но, конечно, пожиже майора. Знакомые по памяти мальчишеские черты уже скрывались штрихами взрослости, но Гончаров узнал его даже в этом ночном свете и опустил пистолет:

– Господи, Алешка!

Сын ткнулся к нему в грудь – и вдруг заплакал.

– Ну-ка, ну-ка, ты чего! – Майор встряхнул парня и потянул его в комнату, собираясь закрыть дверь.

– Пап, погоди! – Алексей, вытирая слёзы солидным кулаком, кивнул в коридор. – Там прибрать надо…

Только сейчас Гончаров увидел, что рядом с порогом лежит тело часового, и, чертыхаясь, затащил его в комнату, после чего, выглянув ещё раз, закрыл дверь. Пощупав сонную артерию, майор убедился, что солдатик просто в отключке.

– Как ты меня нашёл? – Он тискал Алёшку, словно хотел лишний раз убедиться, что перед ним не призрак. – Мама где?

Парень судорожно глотнул:

– Папа, у нас времени минут десять, не больше. Я обхожу посты как караульный, сегодня я первый день назначен. Часового я снял, но меня скоро хватятся…

– Погоди, где мама?

– Пап, мамы нет уже три года, а я так ждал, что хоть ты появишься. Понимал, что это невозможно, но всё-таки… ты здесь!

– Я вас искал, – хрипло прошептал Гончаров, чувствуя, что хочется заморгать и дышать глубоко через нос. – Как случилось… с мамой?

– Она была в составе первого Городского Совета, а когда Сафронов с военными из Тагила захватили власть, они расстреляли всех, кто туда входил. Меня забрал дядя Хаим, помнишь соседа нашего, Ильяшевича?

– Вот оно что… – прошептал Гончаров, чувствуя холод в груди. – Но как тебя не нашли в списках по фамилии? Эта сволочь мне сказала, что они искали вас.

– Знаешь, тут-то он, может, и не врёт. Вряд ли он даже помнил фамилии расстрелянных в Городском Совете. А при регистрации населения Ильяшевич на всякий случай записал меня на свою фамилию. Я же чёрненький, как и ты. – Парнишка усмехнулся одними блеснувшими влажными глазами.

– Что ты здесь делаешь?

– Говорю же – я в охране! Я специально пошёл служить сюда, когда роту охраны главы набирали. Хотел его грохнуть. Поближе к нему подобраться и грохнуть наверняка.

– Камикадзе ты мой… – растроганно пробормотал Гончаров, обнимая сына, а сам подумал: «Господи, я же мог и тут не успеть!»

– А у него, значит, предубеждения против евреев нет? – подал голос Домашников, имея в виду Сафронова.

– Это мой друг Пётр, – запоздало представил инженера Гончаров. – Петя – это мой сын… Понимаешь, сын!

Молодой человек и Домашников пожали друг другу руки.

– Нет, надо сказать, Глава – не националист, – зло усмехнувшись, ответил Алексей на заданный вопрос. – Цыган он стрелял, но только за наркотики. Тех, кто за него, он уже не трогает, но оппозицию уничтожает любую, сразу. Папа, надо торопиться – мы должны добраться до вашей машины.

Гравилёт по предложению главы они переставили с площади на плоскую крышу пристроя, в котором сейчас и находились, но на пути туда, как знал майор, имелось не менее двух постов, плюс пост у самого гравилёта.

Гончаров и Домашников быстро оделись.

– Держи, это тебе! – Александр протянул инженеру автомат, а также два запасных магазина, взятых у бесчувственного часового, и посмотрел на сына: – Здорово ты его!

– Ты же сам меня учил, помнишь? Кроме того, у нас была специальная подготовка, в школе скаутов главы.

– Подготовка пошла на пользу! – уважительно улыбнулся Пётр.

Они выскользнули в коридор.

– Сюда! – беззвучно показал Алексей.

Осторожно ступая, троица прошла до лестницы на верхние этажи. Всего в пристрое их было четыре, сейчас Гончаров и его маленький отряд находились на втором. Поднимаясь по лестнице, приходилось неизбежно проходить мимо поста в коридоре каждого этажа.

– Давай-ка я пойду вперёд, – предложил Гончаров.

– Папа, ты что! Знаешь, какой отдан приказ? Если вы с Петром куда-то попытаетесь выйти ночью одни и не подчинитесь, то – стрелять. Правда, по ногам, чтобы не насмерть, но стрелять! Пойду я. И не спорь!.. – добавил он не терпящим возражения шепотом.

Сын стал подниматься, а Гончаров, распластавшись по стене с пистолетом на изготовку двигался следом так, чтобы быть вне поля зрения часового в коридоре. На промежуточной площадке майор остановился. Из-за пролёта лестницы он не видел, что происходит вверху, но слышал негромкий разговор. Потом наступила тишина, и через пару секунд Алёшка осторожно махнул рукой из-за перил.

Часовой у входа словно прилёг подремать у стены. Гончаров забрал у оглушённого солдата автомат и забросил оружие за спину, оставшись со «стечкиным» – так было удобнее в ограниченном пространстве коридоров.

Они уже собирались подниматься на последний этаж, как вдруг сверху позвали:

– Кто ходит? Разводящий, ты, что ли?

– Ну я, – негромко ответил Алексей.

– А ты чего вернулся раньше времени?! Смотри, доложу начальству, что по комнатам шастаешь в правительственных апартаментах! Знаешь, что бывает за такое?

– Да ладно тебе! – ответил Алексей. – Я у тебя просто хочу спросить кое-что…

Говоря это, он продолжал подниматься по лестнице, а Гончаров и Домашников следовали за ним, прижимаясь к стене.

– Зачем это? – подозрительно пробурчали сверху. – А почему ты один?

Раздались шаги, и через перила перегнулась голова в военной кепочке.

Солдат уже раскрывал рот, чтобы закричать, одновременно вскидывая оружие.

Оглушительно в ночной тишине грохнул пистолет майора, и несчастный солдатик повис на перилах.

– Прости, парень, – пробормотал Александр.

Они кинулись к двери на крышу, опасаясь, что после стрельбы охрана может заблокировать её.

Майор успел в последнее мгновение. Он махнул рукой Петру и Алексею, чтобы приостановились, и с силой пихнул ногой дверь, за которой уже копошились, одновременно отскакивая в сторону от проёма.

Массивная створка ударила во что-то мягкое, вызвав тут же захлебнувшийся вскрик – один из часовых на крыше как раз пытался приладить на место засов.

Автоматная очередь тут же полоснула по двери – второй охранник, остававшийся у гравилёта, открыл огонь. Солдат залёг под машиной, а майор не решался стрелять, не будучи уверенным, что без включённого защитного поля пули не повредят аппарат. Внизу на лестнице уже бухали сапоги.