Роман Злотников - Элита элит

— Кхм. — Третий кашлянул, повел плечами, потом опустил руку и ощупал парализатор в контейнере на поясе, однако на этот раз не стал доставать его и положил руки на стол. — Кто вы такой? — насупив брови, солидно произнес он. Хотя в голосе явно чувствовалась растерянность.

— А вы?

— Я?!

Похоже, вопрос застал его врасплох. Он неуверенно покосился мне за плечо, явно подумывая, не отдать ли команду подчиненным стукнуть меня по затылку чем-нибудь тяжелым… ну или еще какую, потом в сомнении потер подбородок и решил ответить:

— Старший уполномоченный особого отдела семьдесят пятой стрелковой дивизии старший лейтенант Башмет, — сделал паузу, а затем вновь спросил: — А вы кто такой?

Я задумался. Естественно, я помнил, кто я такой, но вот как сюда попал и где находится это «сюда», не имел ни малейшего представления. А значит, самым разумным было действовать в соответствии с двенадцатым разделом наставления по специальным операциям. То есть до выяснения действительного положения дел нужно стараться предоставлять о себе максимально возможный минимум информации.

— Честно говоря, совершенно не представляю. — Я скорчил этакую виноватую рожу.

— Как это?! — Удивление старшего лейтенанта оказалось таким искренним, что я даже залюбовался. В наше время редко можно встретить столь яркие и незамутненные чувства. А особенно в нашей среде. Гвардейцев вообще зовут гранитными истуканами… Впрочем, если быть откровенным, контроль над эмоциями сыграл в этом прозвище далеко не ведущую роль.

— Понимаете, — начал я, — я помню, что был направлен командованием для выполнения секретного задания. Но как очутился здесь, у вас, а также кто я такой — как отшибло.

Это была импровизация, впрочем, согласно практике логически-компенсаторных построений, вполне стандартная и безопасная. Я говорю на их языке, при контакте продемонстрировал: во-первых, силу и, во-вторых, дружелюбие (поскольку не воспользовался силой в целях, превышающих психологически обоснованные пределы необходимой обороны) и сообщил о задании командования. Ну должно же у них быть какое-то командование? Так что самый простой выход из этой ситуации для любого человека — признать меня за своего.

— А-а, — обрадованно протянул старший лейтенант Башмет, — понятно. Значит, вы наш разведчик?

Я молча кивнул. Психомоторика у них была близка к стандартной среднеимперской, так что я рискнул предположить, что и основная невербалка также похожа. Хотя с этим нужно держать ухо востро. На западе сектора Глазьева есть несколько миров, где кивок означает «нет», а вращение головы из стороны в сторону как раз «да». А во многих восточных секторах «да» означает поклон, а кивок используется как приказ подойти. Именно приказ, потому что применяется только старшим в отношении младшего. А применение этого жеста в отношении равного или старшего может быть расценено как оскорбление. Но сейчас я, похоже, не ошибся.

Старший лейтенант облегченно опустил руку к контейнеру с парализатором и наконец-то застегнул его, а затем перегнулся через стол и крикнул:

— Панасенко, Баля, а ну — подъем! Чего разлеглись как баре? Баля, быстро чайку нам с… что, совсем ничего не помните, товарищ? Фамилию хотя бы?

Фамилию я помнил. Но старшему лейтенанту знать об этом было совершенно не обязательно. Кстати, а что такое «лейтенант» (слово «старший» затруднений не вызвало)? Звание или должность? Скорее звание, потому что на всех диалектах общеимперского, как правило, при представлении обычно ставится после должности. Знать бы еще, что оно означает. Да и сам диалект, на котором мы общались… Лингвистические способности не стояли в приоритетном блоке моего служебного профиля, поэтому я владел только шестнадцатью официальными языками Империи и полусотней диалектов — вполне средненький показатель для Гвардии. Но этот диалект общеимперского, хотя и был вполне понятен и достаточно просто раскладывался на логико-лексические блоки, благодаря чему я мог пользоваться им совершенно свободно, все-таки заметно отличался от всего, что я знал. Была в нем некая… архаика, что ли?

Дверь за моей спиной бесшумно распахнулась, а затем столь же тихо захлопнулась. И с планировкой у них здесь тоже беда. Очень просто определить состояние и количество дверей от этой камеры до выхода просто по движению воздушных потоков. Даже не задействуя другие способности. А ведь, насколько я понял, мы сейчас находимся в чем-то вроде тюрьмы. С такой подготовкой персонала и столь примитивным обустройством здания у них здесь побег должен идти за побегом…

— А вы, я вижу, из коминтерновских? — поинтересовался старший лейтенант.

Я улыбнулся. Озвученное им слово мне снова ничего не сказало, но улыбка — универсальная гримаса, которую люди оценивают так, как им кажется логичным. Одни — как согласие, другие — как приветствие, третьи — как призыв к общению, но почти всегда позитивно. Хотя, конечно, есть определенные ситуации, когда улыбка может сыграть и провоцирующую роль. Вот пусть сам себе и объяснит, что я имел в виду, когда улыбнулся.

— Я сразу догадался, — удовлетворенно кивнул старший лейтенант. — Акцентик у вас заметный. Баля, ну где ты там?

— Та я зараз… — послышалось откуда-то, судя по некоторым особенностям, отразившимся в обертонах голоса дошедшей до нас фразы, из столь же узкой каморки, находящейся метрах в семи дальше по еще более узкому коридору.

Ответ старшего лейтенанта удовлетворил. Он откинулся спиной на стенку и потянулся к карману брюк. Я осторожно напряг мышцы, чтобы суметь среагировать в случае чего и чтобы при этом внешне ничего не было видно. Но на этот раз никакого оружия из кармана извлечено не было. На свет божий появилась странная четырехугольная коробочка, слегка надорванная в углу. На обращенной вверх стороне коробочки в нарочито аляповатом стиле, характерном для Тесея Анимиере и его последователей-олдпримитивистов, был изображен силуэт всадника на фоне заснеженных гор. А под ним красовалась крупная надпись «Казбек». Я немного удивился. Казбек был довольно известным миром и входил в Метрополию. Насколько я помнил, там базировался шестой гвардейский корпус. Да и Тай Идигов, лидер двенадцатой монады нашего батальона, был с Казбека…

— Курите? — спросил старший лейтенант, протягивая мне коробочку, через надорванный край которой я разглядел внутри какие-то трубочки.

Я качнул головой. Незачем брать в руки то, с чем не умеешь обращаться. Во всяком случае, пока этого не требует ситуация.

— Не курите? Ну да, вам же нельзя, — понимающе кивнул старший лейтенант.

Интересно, значит, то, что он назвал «курите», похоже, составляет табу для представителей профессии, к которой он меня причислил. Как он ее обозвал, «коминтерновских»?.. Я внимательно присмотрелся к его дальнейшим действиям. Старший лейтенант достал трубочку, смял пальцами один ее конец и засунул его в рот. С противоположного конца трубочка оказалась набита какой-то сушеной травой. Старший лейтенант достал еще одну коробочку, гораздо меньше первой, вытащил из нее деревянную палочку и, чиркнув по боковой стороне коробочки, извлек огонь. Поднеся огонь к набитому концу трубочки, он поджег траву, жадно втянул дым, а затем затушил деревянную палочку и, вытащив трубочку с тлеющим концом изо рта, выдохнул дым, так и не заметив, с каким ошеломлением я наблюдал за всеми его манипуляциями.