Йен Дуглас - Звездный корпус

— Докладывай! — рявкнул комендор-сержант Маковец, не отрывая глаз от своего настольного дисплея.

— Сэр!

Гарроуэй попятился, чтобы носы ботинок оказались у белой линии, нарисованной на полу, и вытянулся по струнке, устремив неподвижный взгляд на древнее мокрое пятно, темнеющее на стенке как раз над левым плечом инструктора.

— Рекрут Гарроуэй докладывает инструктору по строевой подготовке согласно уставу, сэр!

— Рекрут, — в голосе сержанта звенела бритвенно-острая сталь турецкой сабли, — ваши учебные группы укомплектованы, и вы готовы приступить к первому этапу подготовки. Полностью ли вы сознаете, что из этого следует?

— Сэр! Этот рекрут понимает, что от него потребуется подчиняться всем техническим и информационным нормам, пока жизнь теплится в теле, сэр!

— Славно сказано, сынок. Прямо как по книжке. Вольно.

Тон инструктора изменился слишком неожиданно. Джон был изумлен, если не напуган, и едва не сделал шаг от белой черты. Чувствуя, как неохотно расслабляются мышцы, он сменил стойку.

— Почему ты решил стать морским пехотинцем, сынок? — спросил Маковец.

— Сэр, этот рекрут…

— Да перестань ты. Поговорим без церемоний, как человек с человеком. Ты уже достаточно времени провел в лагере и понял, что жизнь здесь не сахар. Этот ад кромешный продолжается, скоро двенадцать недель. Так почему ты на это согласился?

Гарроуэй колебался. Он только-только начал привыкать говорить о себе в третьем лице и называть себя «этот рекрут» — и вдруг инструктор обращается к нему как к нормальному, думающему человеческому существу… Здесь что-то не так. Джон был полностью выбитым из колеи.

— Сэр, — проговорил он. — Все, что я могу сказать: я решил стать морским пехотинцем с тех пор, как мать рассказала мне про моего прадеда. И не собираюсь менять это решение.

Маковец опустил ладонь на подсвеченную белым панель на столе, проверяя данные по корковой связи.

— Ваш прадед — один из величайших людей, служивших в Корпусе, — сказал он. — «Манила» Джон Басилон… Дэн Далли… Присли О’Бэннон… Чести Пуллер… И Гарроуэй «Пески Марса». Прекрасная компания. Такое имя — славное наследство, чертовски славное…. Но ты знаешь не хуже меня, что морским пехотинцем делает не только имя.

Он выжидающе смолк, и Джон понял, что должен что-то сказать.

— Сэр… этот рекрут… то есть… я не знаю, что вы хотите от меня услышать. Я не могу стать тем, кем был раньше… сэр.

— Ваш отец склонен к насилию.

К такому повороту Джон был совершенно не готов.

— Ох… все не так плохо, сэр. Это насилие… не в том смысле… Не в сексуальном отношении. Просто он…

— Подробности меня не интересуют, сынок. Просто послушай меня внимательно. Любое оскорбление со стороны родителей — родных, приемных, супругов родителей от нового брака — словом, от любого взрослого, который имеет власть над ребенком, — наносит ему страшный вред. Насилие остается насилием, в чем бы оно не выражалось. Секс, побои, оскорбления — или, как ты говоришь, «просто» крик и привычка капать тебе на мозги. И неважно, кто этот взрослый. Алкоголик, наркоман, сексуальный извращенец, который может спать только с виртуальными партнерами — или просто тупая ослиная задница, болван, который топчет других и даже об этом не задумывается. И невозможно сказать, кто из них сильнее уродует психику ребенка. Потому что все дети разные и по-разному реагируют на оскорбления.

— Да, отец часто кричал на нас, — пробормотал Джон. — Но ни разу меня не ударил. Ох… только пару раз, и не нарочно…

Он не сказал, что его отец много раз избивал маму и много раз грозил сделать с ним то же самое. Что он был алкоголиком, что установил систему киберконтроля, чтобы следить за поведением сына, его увлечениями и даже хотел знать, о чем он думает.

— Еще раз говорю: неважно . Достаточно того, что твоя мать уже подала на развод. Надеюсь, она уехала из дома?

— Да, сэр. Она остановилась у сестры в Калифорнии.

— Вот и славно. Ей лучше держаться подальше от этого типа, а тебе лучше знать, что у нее все в порядке.

Он долгим, пристальным взглядом посмотрел юноше в глаза, словно считывая информацию, поступающую по невидимому каналу.

— Говорят, после одной домашней сцены ты попал в больницу с вывихом плеча.

— Это получилось случайно, сэр.

— Н-да… — сержант недоверчиво покачал головой. — Твоего отца привлекали к суду семь раз. Насилие в семье… нарушение общественного порядка… агрессивное поведение… Такие подонки должны давно сидеть за решеткой и не рассчитывать на скорое освобождение.

— Здесь… замешана политика, сэр. Отец — очень влиятельный человек, у него большие связи в Соноре, где мы жили. Местный шериф и губернатор — его давние друзья.

— Вот дерьмо. Как обычно.

— Сэр… я не понимаю, к чему вы клоните. Вы хотите сказать, что я не смогу стать морским пехотинцем, потому что мой отец…

— Тебя никто не собирается отчислять, сынок. Об этом не беспокойся. Куда больше меня беспокоит твоя корковая сеть. Имплантанты фирмы Sony-TI 12 000, Серия 2, с использованием глубоких корковых связей.

— О… да, сэр. Это подарок отца, на день рождения.

— У тебя есть резидентный ИскИн?

— Вы имеете в виду личность? Нет, сэр.

Большинство корковых сетей имели встроенный искусственный интеллект. Он осуществлял навигацию в сети, но больше ни для чего не годился. В личной сети Джона не было ни одной настоящей искусственной личности, что бы ни говорил отец.

— Партнер по киберсексу?

— М-м-м… нет.

Разумеется, он несколько раз заглядывал на эротические сайты и даже занимался любовью с виртуальными партнерами. Это было обычным развлечением юношей его возраста. Однако постоянной партнерши он так и не завел.

— Кибер-любимец?

— Нет, сэр.

Отец категорически потребовал, чтобы Джон не имел дела с искусственными персонажами, поскольку считал это пустой тратой времени и денег. Он угрожал, стыдил… и сделал множество электронных сыщиков, поскольку хотел быть уверенным, что запрет не нарушен.

— С кем же ты общался?

— Ну… У меня была девушка…

— А, Линнли Коллинз. Вы были близки?

— Да, сэр.

— Подружка? Или нечто большее?

— Линнли — мой друг , сэр.

Он попытался справиться с нарастающим гневом. Опять эти перекрестные допросы! В точности такие устраивал его отец, лишая его права на личную жизнь.

Конечно, он добровольно отказался от большинства своих прав, когда подавал прошение. Но это любопытство, это попытка влезть ему в душу… Черт возьми, это было неправильно .

— Я понимаю, сынок, — мягко проговорил Маковец, словно прочел мысли юноши. — Я понимаю. Та же настырность, те же несправедливые унижения… то же насилие. То же самое, что делал твой старик. Но это необходимо.