Алекс Орлов - Наемник

— Спасибо, сэр, — поблагодарил светотехник и, подняв тяжелый чемодан, пошел: в указанном направлении.

В тупом оцепенении, уставившись в одну точку, Солейн сидела за столом в своем кабинете. Ее руки покоились на стопке документов, а дыхание было хриплым и прерывистым. Состояние дикой усталости и абсолютной апатии настигало ее все чаше и поначалу даже пугало, но теперь она почти свыклась с этими приступами.

Сейчас она думала о дочери, которая гостила в доме своего деда.

Это было роскошное имение, спрятанное в глуши бристольских болот, и Солейн знала, что Люция будет там скучать. Однако только в этом месте ее дочь была в полной безопасности, и никакой Клаус Ландер не смог бы до нее добраться.

«Вот бы он попался мне в руки, — мечтала Солейн, — я бы раскатала его по косточкам — живого…» Потом она подумала, что хорошо бы сначала убить при нем его сестру, ее мужа и детей. Позже эта мысль не показалась ей удачной, поскольку Солейн чувствовала — Ландер не был слишком привязан к своим родственникам.

Да, он рисковал из-за них жизнью, но, возможно, следуя какой-то традиции или сценарию приключенческого фильма.

— Мадам, все уже готово, ждут только вас, — доложил Дженезо Прост и поклонился, пряча глаза в пол.

Вчера он стал любовником своей госпожи и еще не набрался дерзости, чтобы запросто смотреть ей в глаза.

— Ну хорошо, раз готово, нужно идти, — Солейн поднялась из-за стола и прошла к двери, при этом слегка коснувшись бедра Дженезо. Тот вздрогнул.

— Ну-ну, малыш, уж не думаешь ли ты, что я тебя обижу? — насмешливо сказала госпожа и, не дожидаясь помощи от Проста, сама открыла дверь кабинета.

Пройдя по наполненному отфильтрованным воздухом коридору, Солейн остановилась возле двери с табличкой «секретарь» и подождала выскочившего за ней Дженезо.

«Мальчик волнуется», — сказала она себе, следуя за Простом, который открывал двери одну за другой.

Всего их было семь. И такое количество не было нужно для абсолютной звукоизоляции, однако на установке дверей настояла сама Солейн. Даже ей было неприятно столь близкое соседство с настоящей пыточной камерой.

— Кто у нас сегодня? — спросила мадам Гутиерос, подходя к металлическому креслу с привязанным к нему человеком.

— Это Диди, мадам. Человек Зико Торичелли, — напомнил Романо, отвечавший за процессы дознания.

Двое палачей в резиновых перчатках и белых халатах стояли чуть в стороне. На никелированном столике лежали прикрытые марлей инструменты, а в углу мигала лампочками сложная электроаппаратура.

Она помогала работникам пыточной в их нелегком деле.

— Насколько я помню, этот сукин сын продался Зико и собирался перевести под его контроль все заведения в шестом районе. Так?

— Именно так, мадам, — кивнул Романо.

— И он все отрицает?

— Да, мадам.

— Ну ты наглец, Диди, — покачала головой Солейн, затем нагнулась к пленнику и, заглянув ему в глаза, сказала: — Расскажи нам о своих делах с Торичелли, и твоя смерть будет быстрой. Вот они, — Солейн указала на палачей, выглядевших как настоящие врачи, — сделают тебе укол, и ты уснешь… Что скажешь, Диди?

Зажатое маской лицо пленника исказилось, и он попытался плюнуть в Солейн.

— Молодец, — сказала она. — Дурак, но смелый. Просто ты еще не знаешь, что могут с тобой сделать эти ребята. Через пять минут ты будешь орать, гадить под себя и умолять, чтобы тебя добили, а я с удовольствием поприсутствую при этом.

Солейн повернулась к Романо и сказала:

— Начинайте…

Диди удалось обмануть всех, и он умер до того, как за него взялись по-настоящему. У предателя оказалось слабое сердце, и он канул в небытие, унеся с собой все свои секреты.

— Жаль, — сказала Солейн, когда тело Диди вывалилось из расстегнутых ремней. — Я надеялась узнать от него много интересного.

— У нас есть на примете еще несколько неблагонадежных, мадам, — сообщил Прост.

— Да-да, конечно, — кивнула хозяйка.

— Взять их немедленно?

— Нет, продолжайте наблюдать. Пусть наши люди будут уверены, что мы не наказываем невинных. А Зико мы можем ответить по-другому.

Солейн повернулась и пошла к выходу. Прост обогнал ее и снова начал распахивать перед хозяйкой все эти бесконечные двери.

Оказавшись в коридоре, Солейн подошла к одному из окон и остановилась.

Остановился и Дженезо. Они помолчали. Солейн продолжала смотреть на маленькие, ползущие далеко внизу автомобили, а Прост стоял и не знал, как ему себя вести. Означало ли то, что произошло между ним и хозяйкой, какое-то сближение или следовало держать себя как и раньше.

— Ты никогда не думал о самоубийстве? — неожиданно спросила Солейн.

— Я?

— Да, ты… Вот так прыгнуть вниз и лететь, чувствуя, что еще жив, но понимая, что граница пройдена. Понимаешь?

— Нет, мадам.

— Ну тебе ведь приходилось рисковать?

— Несколько раз я участвовал в стычках с людьми того же Зико Торичелли и еще с другими, — пожал плечами Прост.

— Но тогда у тебя была надежда, так? Ты надеялся выйти из боя невредимым.

— Наверное, так, мадам.

— Вот это я и имею в виду, — Солейн повернулась к Дженезо и, погладив его по щеке, добавила: — Даже получив смертельную рану, человек до последнего момента надеется на чью-то помощь. Что приедут врачи, которые спасут… Ты понимаешь?

— Немного, мадам.

— Это хорошо, Дженезо, что ты понимаешь… — Солейн снова замолчала и какое-то время просто рассматривала красивое лицо Проста.

— А вот когда ты прыгаешь вниз, то с того самого момента, как ты оттолкнулся, все твои надежды остаются позади. Понимаешь? Ты уже ни на что не надеешься, и вот это мне как раз интересно: что чувствует человек, летящий к земле.

— Я могу предположить, мадам, что он орет. Как-то раз мы выбросили одного такого с девяносто шестого этажа башни «Оренбаум». Так он орал до самого последнего момента.

Солейн вздохнула и сказала:

— Жаль, что ты не понял меня. Я говорила совсем о другом… Ну ладно, пойдем в кабинет — нужно поговорить о делах. Да, кстати, вызови сначала Генри Пипона.

— Да, мадам, одну секунду.

Солейн прошла в кабинет и в ожидании Пипона налила себе минеральной воды.

Наконец Пипон и Дженезо предстали перед своей хозяйкой.

Пиджак Генри был как всегда мятым, однако его безупречный пробор оказался на прежнем месте.

— Вижу, что ты в отличной форме, Генри, — сказала Солейн. — Закуришь?

Она знала, что Пипон очень трудно бросал и до сих пор всякое напоминание о табаке доставляло ему боль.

— Нет, мэм, я лучше воздержусь, — ответил он.

— Воздержись, тем более что предстоят большие дела, мой дорогой. Нужно нанести Зико чувствительный удар. Жестокий удар…

— Взрыв на складах «Холнтук»?