Алекс Орлов - Двойник императора

Поначалу громада «Айк-Металл» производила на лейтенанта большое впечатление, но теперь он привык. Ведь он был здесь уже четыре года.

— Ты чего, уснул? — послышался за спиной голос заместителя Гронтски, сержанта Стейнмарка. — Уж я и постучал, и сказал «разрешите войти», а ты молчишь.

— Задумался, — пояснил Гронтски. — Между прочим, у меня бессонница, а ты-то чего не спишь?

— А я днем выспался. Лег после обеда, а очнулся — уже половина двенадцатого, вот теперь шляюсь, сон нагуливаю. Да и мыслишки кое-какие есть.

— Ну-ну, — подбодрил Стейнмарка лейтенант.

— Решил поднять данные о стоянках судов вокруг «Айк-Металл».

— На предмет?

— На предмет пропажи очередной девоньки.

— Надо же, — покачал головой Гронтски, — я думал, что пропадающие проститутки интересуют только меня.

— Да на самом деле мне все равно, куда они деваются. Этой швали не убудет, но существует профессиональный подход. Если человек пропадает, нужно выяснить, куда он девается.

— То есть у тебя абстрактный полицейский интерес?

— Точно, — кивнул Стейнмарк, — абстрактный и полицейский. Сразу видно, что у человека есть диплом. Вот как только услышишь «абстрактный» — все, знай, где-то рядом сидит обладатель диплома.

— Боб, а не заткнулся бы ты? Стейнмарк вздохнул и замолчал. Так он сидел с полминуты, а потом спросил:

— Ник, у тебя поесть чего-нибудь не найдется?

— Ну вот, среди ночи ты приходишь ко мне в служебный кабинет и просишь еды. Посмотри в холодильнике.

Боб Стейнмарк подошел к холодильнику и, открыв дверку, заглянул в унылое неизобильное чрево.

— Да, давненько сюда не заглядывала рука дающего, — прокомментировал Боб, доставая промороженную коробку с бутербродами.

— О, Боб, умоляю тебя, не делай этого. Этой коробке уже сто лет. Все сроки годности давно прошли.

Стейнмарк ничего не ответил и, положив коробку на стол, внимательно ее оглядел.

— При внешнем осмотре повреждений упаковки не обнаружено, — произнес он официальным тоном полицейского, описывающего место преступления, — за исключением царапины в правом верхнем углу, нанесенной чем-то острым, возможно сколотой сосулькой. И вот что я заметил, — повернулся к Гронтски Боб, как будто забыв про бутерброды, — все четыре раза на стоянке в непосредственной близости от «Айк-Металл» находились промысловые суда.

— Какие? — уточнил Ник Гронтски.

— Увы, совершенно разные.

— А-а… — разочарованно протянул лейтенант и достал из помятой пачки очередную сигарету.

— Но, — продолжил Стейнмарк, — кроме промысловых судов именно в дни пропажи проституток на рейде находился…

— Не тяни, сволочь, — возмутился лейтенант.

— Главный Арбитр.

Возникла пауза, в течение которой Боб ожидал эмоциональных возражений Гронтски, но лейтенанту хотелось опровергнуть домыслы заместителя цивилизованно.

Наконец лейтенант Гронтски сказал:

–

— Если это факт, то это мертвый факт. Его никак нельзя использовать.

— Согласен, сэр, — кивнул сержант Стейнмарк и начал читать инструкцию: «…дернуть за матерчатый язычок и подождать три минуты до полного разогревания продукта». Ага, где здесь матерчатый язычок?

— А что ты думаешь, Боб? Кто сидит внутри робота «Y-7»? Или никто там не сидит, и Главный Арбитр — это вариант «Сумасшедшего Александра»?

— Кто бы ни сидел, он кажется мне причастным к похищению шлюх.

— Нет, он, конечно, человек. Иначе зачем бы ему были нужны девушки?

— Например, чтобы есть, — и с этими словами сержант Стейнмарк вскрыл разогревшуюся коробку.

— Ну и вонь, — поморщился Ник

— Ничего подобного, — возразил Боб, — пахнет согласно меню, а в меню написано — рисовый хлеб с крабовым мясом.

— Что ты мне говоришь, я вырос на Револьте, возле океана, и я знаю, как пахнет вареный краб.

Но Боб, не слушая его, начал жевать разогретый бутерброд.

— Совершенно нормальный вкус. Может, на Револьте крабы пахнут и по-другому, но мне этот запах нравится. Вся проблема, Ник, в том, что эти сучки стремятся заработать, то есть сменить максимальное количество клиентов

— Это нормально, — пожал плечами Гронтски.

— Что, десяток мужиков за день?

— Нет, я о желании заработать.

— Ну так вот. Если опрашивать, как выглядели все клиенты этой пропавшей крошки, то мы обязательно запутаемся. Одна подружка видела одного, другая другого, но не уверена, что описывает клиента пропавшей девушки.

— Какой же выход?

Сержант вытащил из коробки последний бутерброд и сказал:

— Засада. Кстати, у тебя чайку не найдется? А то в этих бутербродах полно консервантов, а консерванты, как известно, консервируют брюхо. Одним словом, пить хочется.

— Чай у меня есть. Причем не мороженый — сейчас заварю.

— Про чай я знаю — поэтому и спрашиваю. Твой спорт — это табак, а твоя еда — это чай. Так нельзя, Ник. Так никакого здоровья не хватит.

Электрический чайник вскипел почти мгновенно, и Гронтски сразу же заварил чай в медном стаканчике, накрыв такой же медной пластинкой из какого-то химического набора.

— Я думаю, ты понимаешь, что никакое начальство санкции не даст, — сказал лейтенант, расставляя облупленные чашки и коробку с неизвестно где добытым колотым сахаром.

— Я все понимаю, Ник. Даже то, что за такие заявления нас могут попросту грохнуть и выкинуть за борт. С Главным Арбитром никто ссориться не станет, даже если придется скармливать ему и по десять проституток в неделю. Но раз уж мы с тобой выступаем за абстрактный полицейский интерес, то, выяснив все это дело, мы просто успокоимся.

— Да, согласен, — кивнул лейтенант Гронтски.

От запаха масличной пластмассы снова заслезились глаза и, чтобы избавиться от нестерпимого жжения, пришлось перебраться в дежурную кабину.

Кому пришло в голову отделать жилое помещение масличной пластмассой? Этого Джи Гегемон не знал.

Снова начали слезиться глаза и запершило в горле. Это походило на заговор — вызванные из санитарного контроля специалисты сказали, что масличная пластмасса совершенно безвредна. Они показали Джи Гегемону выданные приборами бумажки. Но что ему бумажки, если он по-прежнему терпел невыносимые мучения? Он бы давно умер, если бы не то единственное лекарство, которое Джи придумал сам.

Джи Пиззерт Гегемон. Свое второе имя — Пиззерт — Джи не любил. Оно казалось Джи каким-то неприличным. Сначала он хотел видоизменить его на Писсарт или Пид-Арт, но все равно выходило как-то неблагозвучно, и Джи решил вообще отказаться от второго имени и остался просто Джи Гегемоном.

Родился Джи на Аль-Хейде в семье фермера, сочувствующего движению Ордена Масе. Отец Джи посещал все их собрания, однако посвящения не принимал, оправдываясь тем, что еще не до конца разобрался в правильности пути, предлагаемого последователями Масе.