Владимир Михайлов - Решение номер три (Сборник)

Работа, как я считаю, начинается тогда, когда приступаешь к следующим вопросам: когда? И – как? И уже затем, когда эти ответы сформировались, предпринимаешь шаги, чтобы заполнить последнюю (как кажется) графу в этом вопроснике: кто?

Если рассуждать так – а в общем логически тут всё в порядке, – то можно облегчённо вздохнуть, потому что вся работа такого рода давно завершена, а точнее – её и не приходилось делать, она как бы выполнилась сама собой.

Когда? Ответ на этот вопрос можно с великой лёгкостью найти в официальных документах – хотя бы в свидетельстве о смерти очередной жертвы. Там совершенно точно указано всё: месяц, число, час, минута, даже секунда, когда была произнесена формула: «Смерть наступила в…». И не нужно искать свидетелей печального события: их предостаточно, это и медицинский персонал (если это произошло в больнице), и родные и близкие – если человек скончался дома, в условиях, ничем не уступающих клиническим. Только так и умирают, как правило, жертвы Бревора; но и в тех редких случаях, когда exitus letalis наступает в офисном кабинете или в машине (самолёте, на борту яхты или ещё какого-то средства передвижения), рядом и поблизости обязательно окажется некоторое количество людей, готовых позже засвидетельствовать все обстоятельства дела. Так что тут искать нечего.

Как? И на это те же документы дадут исчерпывающее объяснение – в форме медицинского заключения, в котором будет диагноз. Может быть, причиной назовут обширный инфаркт миокарда, как в случае с Люфаретом Троком, генеральным директором «Трок Никель», может быть – кровоизлияние в мозг, какое вдруг прервало жизнь Голубина Стека из «Аэромира», или внезапная остановка сердца (Медовар Курба, «Тритиум Трест»), или отказ печени, уложивший в гроб известного Симо Орка, или, или, или…

Возможно, кто-то из близких, придя в себя после понятного потрясения (всё равно, искреннего или хорошо сыгранного), не удержится и задаст врачам бестактный вопрос: как же это могло получиться, скажем, с Троком, за неделю до смертного часа прошедшим очередную обязательную диспансеризацию (конечно, на этот счёт нет никаких законов, но есть требования страховых компаний) и в результате не заподозренном ни в каком, пусть даже самом пустяковом недомогании, а уж что касается сердца, то оно, по тогдашнему замечанию кардиолога, могло бы с успехом работать и в груди чемпиона мира, скажем, по марафону; результаты всех исследований записаны, их можно просматривать хоть сто раз в поисках какой-то вовремя не замеченной угрозы – и не найти ни намёка на что-либо такое. С чего же вдруг инфаркт? Врач, даже самый умудрённый, лишь разведёт руками и с приличествующей печалью в голосе произнесёт: «К прискорбию, природа порой ставит нас перед такими фактами, которым мы не в силах дать сколько-нибудь убедительное объяснение; она, знаете ли, весьма хитроумна и временами коварна», – или что-то в этом роде. Он ничего иного сказать и не может; потому что иное предположение оказалось бы уже вне рамок современной науки – а уважаемый профессионал просто не имеет права позволить себе столь крамольные предположения, как то, например, которое возникло у меня уже достаточно давно, а затем превратилось в полную уверенность. Я-то могу позволить себе такую роскошь, так как я не принадлежу к миру официальной науки.

Могу, да. Но до сих пор не спешил с этим. Да и сейчас держал бы язык за зубами, если бы дело, предложенное мне Лигой Гвин, не оказалось настолько серьёзным. Люди, прибегшие к услугам Бревора, замахнулись слишком на многое: они, по сути, захотели вывернуть наш мир наизнанку. Но меня он, этот мир, вполне устраивает таким, каков он есть, – я уже достаточно долго живу в нём и, не закрывая глаз на множество его недостатков, всё же хочу и оставшуюся часть жизни, какой бы она ни была краткой или долгой (это решаем не мы), провести именно в таком мире. То есть, существуй угроза для одной лишь красотки Гвин, я бы, возможно, ещё подумал. Но этот колокол зазвонил и по мне. Так что приходится идти на риск.

В чём заключается моя гипотеза, объяснять недолго, и я даже не уверен, что нужно: вы наверняка уже и сами разобрались в обстановке. Однако чтобы не оказаться обвинённым в сокрытии доказательств, всё же выскажу своё мнение. Дело в том, что причиной всех этих неожиданных, странных, хотя и вполне легальных вроде бы смертей (легальный – летальный, интересное созвучие, а?) является не что иное, как Сила Слов. Ларчик открывается с элегантной простотой, не правда ли?

Убить человека при помощи Слов несложно для посвящённого; эта истина известна тысячелетия. Но быть известным – одно, а стать признанным – совершенно иное. У нас принято отождествлять её с магией и соответственно к ней относиться. И это обстоятельство, в частности, очень сильно помогает Бревору и другим таким, как он, – если они существуют, конечно. В нашей жизни магия в чём-то подобна проститутке: её услугами пользуются очень многие – но в приличном обществе никогда в этом не признаются: это не comme il faut, никоим образом. Но в ином эти профессии и сильно различаются. Относительно проституции существуют какие-то законодательные акты, то есть она хоть как-то регулируется правом. А вот магия не является субъектом права, её в законодательстве просто не существует, а это значит, что её и нет вовсе, она – сказки, миф, не более, суеверие, темнота… прочие синонимы можете найти сами. И это же целиком относится и к Силе Слов.

Но раз магии не существует, то и убить человека с её помощью невозможно. Как микробы не могли принести болезнь и смерть – до тех пор, пока не пришлось признать их реально существующими. Для этого пришлось изобрести микроскоп. Но никакие существующие приборы наблюдения и измерения не помогут разглядеть магию, для этого нужно нечто иное: другое мыслительное измерение. А оно не изобретается, не проектируется и не изготовляется, оно или есть, или его нет. А часто – есть, но человек сам себе в этом не признаётся, поскольку это не принято.

Ну, вот. Магии нет, и Силы Слов нет – значит, причиной смерти она быть не может. Человек называет себя магом или другие именуют его так – да ради бога, сколько угодно, всякий может назвать себя гением, святым, потомком Юлия Цезаря или какого-нибудь боярина… Кто-то поверит в это, потому что на самом деле ему всё равно, кто-то пожалеет, что сам вовремя не догадался заявить о своём происхождении от короля Артура, но ничего наказуемого в этом нет, если только человек не пытается извлечь из этого какую-то выгоду для себя, потому что тогда можно потребовать у него доказательств. Но кто в состоянии потребовать доказательств от мага? Или от адепта Силы Слов? Только такие же специалисты, как он сам.