Михаил Тырин - Дети Ржавчины

— Вы оставайтесь здесь, наблюдайте. Я пошел туда.

— Может, я с тобой? — не очень охотно предложил Гришаня.

— Пока не требуется. Начинаем готовиться.

Подготовка заняла совсем немного времени. Петька привел в рабочее состояние комплект теленаблюдения, а я повесил на воротник видеоглазок и воткнул в ухо крошечный динамик. В груди гулял холодок. Я пытался внушить себе, что ничего особенного не происходит. Просто нужно выйти и спросить у работающих людей дорогу или что-то еще...

— Кстати, о чем собираешься с ними поговорить? — поинтересовался Петя.

— Не знаю еще. Наверно, спрошу, кто из сельсовета.

— Ты уже забыл, что у нас есть прекрасный повод для знакомства? Нас просили зайти к Кузнецовым, только не к тем, которые...

— Я все понял, Петя. Спасибо, что напомнил. Когда наша уютная верная машина осталась позади, я почувствовал себя еще более некомфортно. Петька с Гришаней сочувственно смотрели мне вслед сквозь пыльное лобовое стекло.

Я неторопливо пошел вперед, стараясь выглядеть непринужденным. Вскоре я уже приблизился настолько, что стал различать обрывки разговоров. Странно, но разговоры были самые обыкновенные — «подай, принеси, позови...». И люди выглядели вполне обычно. Вот полная женщина в цветастом платье и фартуке нагружает грунтом носилки, иногда вытирая подолом пот с лица. Вот кудрявый парень сбивает из досок какие-то рамы. Некоторые перекуривали. Все было буднично, обыкновенно, но вместе с тем — как в дурном сне. Я даже мгновение колебался. Может, мы зря так разволновались? Может, в селах уже давно принято не сеять, не пахать, не выращивать коров и свиней, а воздвигать всем миром курганы-муравейники?

— Как ты там? — прозудел в наушнике Петя.

— Здоров, — лаконично ответил я.

— Поправь глазок — на экране одно только небо. Я уже находился среди людей. Было неудобно чувствовать себя единственным праздношатающимся среди этой энергичной трудовой армии. На меня иногда искоса посматривали, но взгляды не задерживали. Я подошел к худощавой рыжеволосой девушке, которая в поте лица укрепляла склон кургана булыжниками. Я не случайно подошел именно к ней: обычно я вызываю у молодых девушек расположение и желание помочь.

— Здравствуй. Устала?

Она повернула ко мне лицо, и тут я понял, что она не просто устала, а совершенно измождена. Грязь покрывала кожу серой маской, взгляд пустой, как небо, движения тяжелые, порывистые, из последних сил. Казалось, она несколько дней не спала и не ела. Возможно, так оно и было.

— Что? — она смотрела равнодушно. Как администратор гостиницы на командированного.

— Мне нужно найти Кузнецовых. Тех, что живут в крайнем доме.

— Здесь остались только одни Кузнецовы. Поищи там, — она кивнула на железный ангар и потеряла ко мне интерес.

Петя в наушнике глупо посмеялся, что не везет нам сегодня на женщин, но я не ответил.

Большие железные двери были распахнуты. Внутри пахло землей. Я увидел совсем рядом покатый земляной вал, укрепленный камнями и бревнами, в котором чернели несколько нор в человеческий рост. Высокая худая старуха монотонно водила метлой по бетонному полу, присыпанному землей и мелкими камешками.

— Мне Кузнецовы нужны, — громко сказал я. Старуха остановилась. Перевела дыхание. Вытерла лоб, щеки, шею. Только после этого указала на одну из нор.

— Подумай хорошенько, — предостерег Петя.

— Отстань, — тихо ответил я.

Я шагнул внутрь и сразу потонул во мраке. Но не надолго, потому что глаза подозрительно быстро привыкли к темноте, и я начал различать очертания стен. Позже мне стало казаться, что светятся сами стены тоннеля.

Я шел очень медленно, после каждого шага прислушиваясь. И по бокам, и сверху, и снизу чернели какие-то отверстия, выходы в другие тоннели. Дважды из них выныривали неясные фигуры, и я сжимался в комок, ожидая разоблачения. Но всякий раз мне просто уступали дорогу, не говоря ни слова.

Петр еще не раз предлагал мне одуматься и вернуться обратно. Но я уже почти перестал бояться. Мне стали попадаться небольшие круглые помещения, освещенные несколько лучше, чем коридор. Обычно они были пусты, но в некоторых я видел женщин, размазывающих по стенам какую-то слизь.

Потом мне преградила дорогу большая тень. Я мигом понял, что без объяснения не обойтись.

— Я ищу Кузнецовых.

Тень отступила, пропуская меня в освещенный круглый зал. Я взглянул — и понял, что теряю чувство реальности.

Я увидел какие-то дымящиеся лужи, груды мелких камней, огромные хлопья плесени, а над ними — несколько неестественно розовых обнаженных тел, висящих под потолком. Они держались в путанице каких-то корней, веревок и клоков соломы. Они шевелились.

— Впечатляет, — услышал я в наушнике. Петьке, сидящему в уютной кабине перед экраном, было невдомек, какие чувства я сейчас испытывал.

Я повернулся и пошел прочь, напряженный, как сжатая пружина. Я гадал, что сейчас произойдет. Полетит ли мне в спину топор, обрушится ли на голову дубина? Подвесят ли меня под потолок или просто замуруют в земляную стену — я допускал все, что угодно.

Но все обошлось Через пару минут я вышел на свет. Потом мы сидели втроем в кабине «уазика» и задумчиво молчали.

— Вызываем бригаду, — сказал я наконец.

— Давно пора, — с облегчением ответил Петр.

Гришаня протянул нам чемоданчик с аппаратурой. Разговор с базой был коротким. Дежурный принял сообщение, уточнил, есть ли жертвы и какова степень опасности, а потом велел нам выбрать место для посадки вертолетов и поставить спутниковые маяки.

Место мы нашли без труда. В полукилометре от человеческого муравейника находился небольшой скошенный луг, огороженный со всех сторон старым березняком. Мы перекусили и начали вытаскивать коробки с маяками.

Гришаня сначала помогал нам, но при этом что-то бормотал и постоянно отвлекался. Наконец он вообще ушел, ничего не объяснив, и мы не стали его задерживать. Вскоре пять тяжелых алюминиевых шаров со стеклянными вставками были развезены и установлены по окружности луга на равных расстояниях друг от Друга.

Мы с Петром уже собрались завалиться на травку и допить квас, привезенный с собой, как вдруг подбежал взъерошенный и взволнованный внештатник.

— Я нашел! Я нашел его! — с ходу закричал он. Мы, конечно, сразу побежали за Гришаней. Но, как это часто бывало, шум оказался преждевременным. Внештатник вывел нас на середину луга и остановился.

— Здесь.

Мы с Петей переглянулись и одновременно устало вздохнули.

— Что «здесь»?

— Понимаете... Не знаю, как объяснить, но это здесь, — он от волнения даже начал ковырять землю носком ботинка. — Тут какой-то поток, центр... Черт побери, вы не понимаете, а я это чувствую. Здесь надо еще работать.