Михаил Тырин - Дети Ржавчины

— Гришаня, — назидательно заговорил Петр, — сейчас прибудет бригада и начнет работать. Здесь прекрасно обойдутся и без нас.

— Да неужели будем ждать бригаду?! — внештатник был исполнен досады. — Вам лень, что ли? Я и сам могу заняться.

— Ну, занимайся, — пожал плечами Петя. — Бери комплекты, проверяй, замеряй, анализируй.

В тот момент мы с Петькой были убеждены, что наша задача выполнена. Делать что-то еще бессмысленно. И поэтому мы с чистой совестью повернулись и ушли к машине. До прибытия вертолетов у нас оставалось какое-то время и хотелось провести его с пользой для себя. Мы разделись до пояса и улеглись на траве, предоставив усталому послеобеденному солнцу разбираться с нашей бледной городской кожей. Внештатник возился где-то рядом, мы не обращали на него внимания.

— Знаешь, я сегодня испытал давно забытые чувства, — сказал Петр. — Страх и удивление.

— Я тоже. Но, может, ты заметил, не успели мы как следует удивиться, как все опять стало рутиной. Интересно, в кого нас превратит эта работа лет через двадцать?

— Да ладно тебе... Нормальная работа. Кстати, а как ты попал в Ведомство?

— Позвали в гости какие-то малознакомые люди. В компании оказался Директор. Говорил со мной почти час. Ну и... Вот так.

— Я примерно так же. Знаешь, мне тогда показалось, что вечеринка была организована только для нас с Директором.

— И мне так казалось, — согласился я. — До сих пор думаю, что все было подстроено.

— Здорово все-таки... — мечтательно вздохнул Петр. — Жизнь на сто восемьдесят повернулась. Пиджаки, машины, оружие, тренировки. А я — только из армии. Знакомые на меня смотрели, как на первого космонавта, гордились. У тебя тоже так было?

— Было. Зато теперь эти знакомые куда-то подевались. И в гости звать как-то перестали, и просто поговорить не останавливаются. Может, они меня боятся?

— И у меня та же история. Знакомых полно, а даже выпить иногда не с кем. Друзья остались только старые, еще со школы.

Петька замолчал, потом начал что-то тихо насвистывать.

— Вообще многие в друзья набиваются, когда узнают, кто я, — вновь заговорил он. — Но друзьями так и не становятся. Улыбаются, охают, ахают, с разговорами лезут.

— Про летающие тарелки спрашивают, верно?

— Только о них и спрашивают. Ну, еще про Тунгусский метеорит, — с досадой проговорил Петр. — А однажды так меня разозлили с этими тарелками. Был как-то в гостях, а там одна дамочка — губки бантиком, глазки фонариками... Ну, дура дурой, представляешь? И вот она, как узнала про меня, так и защебетала: «А, это вы за летающими тарелочками гоняетесь?» Представляешь, какова гадина?

— Не принимай близко к сердцу, — от души посоветовал я.

— Да как же не принимать, Олег?! Ты же сам знаешь, чем нам приходится заниматься. Помнишь, в радиоактивную шахту спускались? А прыгающие камни помнишь? Все-таки хоть и не часто, но рискуем! А эта дура — «за летающими тарелочками гоняетесь».

— Это еще что, — усмехнулся я. — Мне как-то раз звонят по внутренней линии и спрашивают: «Вы порчу снимаете?»

Петька расхохотался, забыв разом свои обиды на мир. Тут подошел внештатник.

— Ерунда эти ваши комплекты, — недовольно пробормотал он. — Ничего стоящего нет.

Я открыл глаза. Гришаня держал в руках несколько пучков травы и полиэтиленовый мешок с какими-то камешками.

— Ты колдовством решил его взять?

— Да при чем тут колдовство? Имеются у меня методы... У нас вода чистая есть?

— Поищи в машине, — сказал Петька. — Там должна быть канистра с водой для радиатора.

— А лучше бы с нами лег позагорать, — добавил я. — Когда еще за город выберешься?

— Когда надо, тогда и выберусь. А банки трехлитровой нет? Ну, ладно, сойдет и канистра.

Я перевернулся на живот и стал безучастно наблюдать, как Гришаня реализует какой-то безумный проект. Он разжигал костер, взбалтывал воду в канистре, что-то растворял в ней.

— Может, они правы?

— Ты о чем? — удивился Петр.

— Я о тех, кто считает нас ловцами зеленых человечков.

Петя выдержал подозрительную паузу.

— Я что-то не очень понимаю...

— А как еще относиться к нам, если любой псих может прийти, объявить себя космическим пришельцем, и при этом он будет внимательно выслушан и подвергнут изучению?

— Ну... Так положено, а иногда это оправдывает себя. Послушай, сдается мне, ты копаешь под собственную хату. Неужели тебе служба надоела?

— Да нет, не надоела, но... Петя, я не вижу цели. Мы с тобой служим огромной и непостижимой организации. Сектор биологии. Сектор геофизики. Сектор человека. Сектор атмосферы — и везде работают люди, много людей, каждый что-то делает, для чего-то нужен. В одном только Секторе информации пятьдесят человек листают газеты и слушают радиопереговоры... А что в итоге? Вся эта людская масса напрягает мозги, мотается по стране и миру, иногда даже рискует жизнью только для того, чтобы найти Явление — и тут же его засекретить.

— Но... Так положено. Вообще, я об этом никогда не думал.

— Еще бы... Директор умеет внушить, что мы все делаем правильно, абсолютно правильно. У него под рукой всегда десяток аргументов нашей необходимости и незаменимости. Послушаешь его — и хочется памятник себе поставить. А если разобраться, от тебя лично, Петя, была хоть раз людям конкретная польза?

— Ну, ты скажешь тоже, — фыркнул Петр. — А ну вспомни хотя бы Блуждающую линзу, которая жгла тайгу под Новосибирском.

— Как же, помню. Нашли ее метеорологи, уничтожили ракетчики. А мы что сделали?

— Как?! Мы ее со всех сторон изучили и дали рекомендации всем этим ракетчикам...

— И что? Кто-то узнал, чем на самом деле была эта Линза?

— А зачем? Ну хорошо. А вот вспомни еще...

— Не нужно, Петя. Я тоже знаю кучу положительных примеров. Но все равно, наша главная цель — прятать и закрывать. И только этому мы посвящаем жизнь.

Петр удивленно посмотрел на меня. Он даже приподнялся, чтоб лучше меня видеть.

— Олег... Неужели тебе совсем не нравится такая работа?

— Нравится. Как такая работа может не нравиться? Но, понимаешь... Выхода из нее нет. Зачем работаю — не знаю. Зачем живу... Семьи у меня нет, сам знаешь. И ничего у меня нет.

— Э-э-э... — понимающе протянул Петя. — Масштабно ты стал мыслить. Сдается мне, Олежек, ты должен пообщаться с нашим психологом.

— Скорей уж с психиатром. Да что толку? Поговорит он со мной, вникнет, а после вернется к своим детям, к своим диссертациям. А я останусь, где был.

Было видно, что Петя от чистой души мне сочувствует и силится что-то посоветовать. Да только не мог он мне помочь, при всем своем желании и доброте. Потому что нельзя вот так, на ходу, придумать, как изменить жизнь.

Я так и не узнал, какая спасительная мысль зрела в его голове, потому что в следующую секунду мы услышали душераздирающий крик внештатника.