Михаил Тырин - Дети Ржавчины

— Где омут? — настойчиво повторил я.

— Да что ты заладил про свой омут?! — с досадой отрезал дед. — Езжай через деревню, а за мостком сворачивай — сам увидишь, там два холма рядышком, как шишки торчат. Прямо промеж них и бери. Там по камушкам, по камушкам — не заблудишься. Если пешком пойдешь — долго добираться будешь, а на телеге — еще дольше. Дороги нет, колеса в камнях увязнут. Пешком ловчей.

Мы с Надеждой снова переглянулись. Я поднялся.

— Поехали, что ли? — слабо проговорил старик. И откинулся на свои тряпки, отвернувшись. Голос его вдруг стал слабым, почти неслышным, словно все силы он потратил на разговор с нами.

— Ну, езжайте, куда хотите. А я подыхать останусь... Он больше не сказал ни слова. Как будто нас вмиг не стало в его доме. Либо потерял интерес к нам, либо действительно лишился всяких сил. Мы попрощались и поспешно выбрались на свежий воздух.

— Мы так и оставим его? — проговорила Надежда.

— Хочешь с собой взять?

— Нет, но... Нужно что-то для него сделать... воды принести, может.

— Не беспокойся. Воду он сам себе носит.

— Откуда ты знаешь?

— Там бадья с водой стоит. Старик, похоже, только притворяется парализованным.

— Зачем?

— Мало ли... Чтоб разбойники пожалели, не тронули, например.

— Как это все дико, — проговорила девушка, поежившись.

— Ничего, привыкнешь... Что ты думаешь насчет этого омута?

— Я все поняла, — ответила она. — Нужно только съездить туда и проверить.

— Что поняла, что проверить?

— Сначала поедем. Ничего не буду говорить, пока сама не увижу.

Я лишь чертыхнулся про себя.

Огромное круглое озеро мы увидели издалека. Оно разлилось в большой впадине, над которой нависали те самые холмы-шишки, описанные стариком. Блуждать было, в общем, негде, мы почти сразу нашли нужное направление, хотя путь растянулся на несколько часов. Старик оказался прав: наша лошадка едва тащилась по камням, через которые тяжело и неохотно перекатывались колеса. Я даже хотел скинуть с повозки ставший ненужным навес, чтоб было чуть полегче, но Надежда отговорила.

Она по-прежнему помалкивала, но по ее глазам я отлично видел, что объяснение предстоит в самом ближайшем будущем. Что-то обдумывая или вспоминая, она внимательно рассматривала окрестности.

Мы остановились на самом берегу, в нескольких шагах от воды. Озеро было очень спокойным, даже каким-то мертвым. Вдоль берега, я не увидел ни единого кустика ивы и ни клочка осоки. Вода была очень чистой, она мягко гладила гальку, не создавая никакого шума. Все это напоминало искусственное сооружение — например, мелиорационный бассейн.

Далеко на противоположном берегу круто вздымались склоны холмов. Надежда встала на повозке, медленно осмотрела берега— Я следил за ней, пробуя угадать, что она видит. Угадал лишь одно: ее что-то расстроило.

— Туда, — девушка показала влево, где берег ощетинился скрученными железными балками, торчащими из груд желтых камней.

Лошадь пошла медленно — я жалел ее и не подгонял. Надежда не выдержала — спрыгнула с повозки и пошла вперед, все быстрее и быстрее. Она остановилась среди желтых каменных россыпей, наклонилась к ним, что-то разглядывая.

Когда я приблизился, она так и сидела, перебирая камни руками. Потом повернулась, и я увидел, что глаза ее стали немного влажными.

— Уйди, пожалуйста, — тихо попросила девушка.

— Почему? — едва не обиделся я.

— Я побуду здесь одна, ладно?

Я прекратил разговор и повел лошадь в сторону.

На что обижаться -давно ли я сам точно так же просил погонщика оставить меня наедине с мертвым истребителем, затерянным в древних камнях. Поднявшись чуть выше по берегу, я увидел кое-какую растительность, зеленевшую на склонах. Я не сомневался, что нам придется надолго задержаться здесь, поэтому спокойно начал освобождать лошадь от упряжи, чтобы та могла пощипать травы и собраться с силами.

Потом я сидел на камне и смотрел, как колышется вода в озере. Неподалеку валялся небольшой грубо сколоченный плотик, непригодный даже для ребенка, с привязанным увесистым булыжником на длинной узловатой веревке.

Места были безрадостные, неживые и дикие. В этом краю имелось много таких мест. Мне подумалось, что вода и все, что вокруг озера, могли пострадать от нашествия аэроидов. Кто знает, что на уме у этих летающих болванок. Захотели — убили человека, захотели — озеро...

Солнце уже прилично нагрело охлажденную дождем землю, и я решил искупаться. Упасть в эту воду и представить, будто лежу в горячей ванне, в душистой пене... Я даже скинул штаны и куртку, подошел к воде, но так и не рискнул окунуться. Есть живая вода, есть мертвая. Живая, говорят, полезна для жизни и здоровья, а вот мертвая... Кто ее знает? Для пробы я решил, не сходя с берега, чуть сбрызнуть кожу — в пути мало возможностей помыться.

И в этот момент меня наконец позвала Надежда. Я побежал к ней, одеваясь на ходу.

— Ты хорошо плаваешь? — спросила она.

— Нормально, — я понял, что купания все-таки не избежать, поэтому перестал одеваться, лишь прикрылся курткой.

Но девушку не интересовала моя нагота. Она приблизилась к кромке воды, присела.

— Здесь, наверно, крутой обрыв, прямо от берега.

Раньше тут была станция. Такая же, как наша. Можешь нырнуть и осмотреть дно?

— Нет проблем. Только вот... Здесь нормальная вода?

— Вода как вода. Ты чего-то боишься?

—Чего бояться? Акулы здесь не водятся, однако вода какая-то странная.

— Тогда ныряй.

Я попробовал ногой холодную чистую воду. Потом разбежался и прыгнул. Проплыл с десяток метров, чтобы разогреться, попробовал глубину.

— Ныряй! — донесся голос Надежды.

Я набрал воздуха и перевернулся вниз головой, загребая руками. Перед глазами взорвалась и рассыпалась туча мелких пузырьков, и сразу же темная глубина надвинулась, обожгла холодом, мягко сдавила виски. Я погружался все глубже, стараясь изо всех сил, но бороться с Архимедовым законом и одновременно пытаться что-то рассмотреть очень трудно. Перед всплытием я успел запечатлеть в памяти лишь один расплывчатый и странный образ: идеально ровное дно и десятки каких-то темных пятен, расположенных на нем в строгом геометрическом порядке. Я даже не успел понять — реальность это или подводная галлюцинация, как вода и холод вытолкнули меня на поверхность.

Надежда помогла мне выбраться, дала отдышаться, лишь потом вопросительно посмотрела в глаза.

— Там очень глубоко, — проговорил я. Надежда кивнула, словно ждала этого ответа. — Сейчас отдохну и еще попробую. Тогда точно скажу.

Я уже понял, зачем на берегу лежал игрушечный плотик и как его использовали местные мальчишки. Попрыгав на берегу и разогревшись, я оттащил плот метров на десять в воду и, ухватившись за веревку, столкнул камень. Он тут же потащил меня вниз, да так быстро, что затрещало в ушах. Через несколько секунд камень упал на дно, а я остался висеть, уцепившись на веревке.