Михаил Тырин - Синдикат «Громовержец»

За упавшим забором стоял и развязно усмехался Пакля. Рядом неподвижно высился один из близнецов, только что обрушивший гнилые доски по приказу хозяина. Пакля надеялся на психологический эффект — и он его добился. Мазутники даже позабыли про развенчанного Поршня.

Клоунский наряд уже был заляпан какой-то грязью и вином, но Пакля в нем по-прежнему бросался в глаза, как пестрая клякса. Пакля был пьян и омерзительно высокомерен. Он не спеша приблизился, лениво поигрывая бесполезным телефоном, и принюхался.

— «Сэм» жрете? Ничего получше не нашли? Мазутники напряженно молчали. Ничего, кроме враждебных взглядов, они позволить себе не могли.

— А чего со ствола-то? Стаканов не нашли?

— Не со ствола, а из шеи, — веско поправил Бивень. — А ствол у тебя между ног болтается. Сам из него пей.

— Ладно, пацаны, я мириться пришел, — проговорил Пакля с неуклюжим великодушием. Он демонстративно вытащил пачку «Кента», прикурил от золотистой зажигалки, подул на нее и выкинул в лопухи. — Случайно поцапались… бывает, в общем.

Ему не отвечали. Это было бы противоестественно — мириться с Паклей. Кто он такой, чтобы с ним мириться? Его всегда можно было прогнать пинком или, наоборот, разрешить быть поблизости. Но ругаться и мириться — таких понятий относительно Пакли никогда не существовало.

Сам Пакля так не считал. Общение с алкашами у палатки быстро его разочаровало, теперь ему требовалось более авторитетное общество.

— Ладно, пацаны, — сказал он. — У меня ящик «Анапы» стоит и колбаса. Вас дожидается.

Воцарилась пауза, которую вскоре нарушил Дрын.

— А чего ж не принес «Анапу» с колбасой? — спросил он, не скрывая презрения.

— Так ведь… — Пакля даже растерялся. Но тут же вернул себе «фасон». — Я все достал, обеспечил. Я еще и носить вам должен?

— А почему не принести, если мириться пришел? — спокойно пожал плечами Дрын.

Все подсознательно понимали: пойти гурьбой за Паклей — значит, признать за ним какой-никакой авторитет. А это было совершенно недопустимо. Никто из уважающих себя пацанов не пошел бы за Паклей, даже пить.

— Ну что? — Пакля уже встревожился. Ему не хотелось уходить опозоренным. — Кто со мной?

— У нас тут разговор, — за всех ответил Дрын. — Но если чего принесешь — не прогоним.

Пакля едва удержался, чтобы не спустить на Дрына своего бойца. Над ним откровенно издевались, хотя спьяну он не очень хорошо это понимал. Однако Пакля еще надеялся на хорошие отношения — не сейчас, так позже.

— Дело ваше, — сказал он и зашагал прочь. Но, пройдя несколько шагов, обернулся. — Ну так что, никто со мной не пойдет?

— Я пойду, — раздался вдруг одинокий голос. Все одновременно посмотрели на Поршня.

— Обожди, — Поршень поспешно отделился от компании и нагнал Паклю. Словно боялся, что схватят за шиворот и не пустят. — Я с тобой.

— Пошли, — одобрительно сказал Пакля. — Там Пельмень ждет… и вообще.

Он пока не знал о причине, которая заставила Поршня оторваться от своих. Впрочем, причина роли не играла. Главное — Пакля уходил не в одиночестве, нашелся хоть один пацан, который его признал. И не просто пацан, а Поршень, который на Промзаводе всегда был в авторитете.

«Сегодня один — завтра другой, — думал Пакля, уводя нового товарища. — Через неделю, глядишь, и семеро. Не так плохо…»

Дрын долго смотрел вслед уходящим. Потом резко повернулся, уселся на траву и забрал у Шерсти банку.

— Вот же с-сука, — процедил он.

— Кто? — спросил Бивень.

—Оба! — выпалил Дрын и с яростью глотнул самогона.

Лишь на второй день Гимназия собрала, наконец, дружину, чтобы идти на Промзавод и «разбирать вопросы». Народу оказалось неожиданно много. Одуревшая от безделья и однообразия молодежь почесала затылки и со вздохами потянулась к месту сбора — хоть какое-то занятие.

Опасаться, в общем-то, было нечего. В большой толпе ничего не страшно, всегда можно позвать своих и спрятаться за ними.

Массовое передвижение гимназистов по улицам Зарыбинска было замечено и правильно истолковано. На Промзавод уже бежали десятилетние мальчишки, чтобы предупредить старших о приближении вражеского войска. Впрочем, предупреждение было по большому счету бесполезным — мазутники успели бы только спрятаться. А о том, чтобы дать организованный отпор, и речи идти не могло.

Вторжение началось с того, что возле бани изловили двоих промзаводских пацанов, суетящихся вокруг заглохшего мопеда, и сыграли ими в «пятый угол». У мопеда прокололи оба колеса, после чего Гимназия двинулась дальше.

Кирилл шел в арьергарде. Все знали, что он пострадал в конфликте с Паклей, и оберегали его от опасностей. Рука за ночь перестала болеть, однако боль возвращалась при небольшом напряжении мышц.

Войдя в пределы Промзавода, Гимназия рассеялась по кривым улочкам и принялась прочесывать местность. То тут, то там слышались крики, задорный свист, треск заборов, звон битого стекла и зверские ругательства пойманных мазутников.

Никто толком не знал, по какому поводу объявлена эта военная операция. Большинство только слышало краем уха, что кто-то у кого-то украл деньги и из-за этого пострадал ряд гимназистов — Кирилл, Утя, Брундуляк и еще несколько человек, избитых мазутниками. Тем не менее, гимназисты были энергичны, деловиты, им нравилось, что они тут не просто так дурака валяют, а восстанавливают справедливость.

Кирилл то и дело ловил себя на мысли, что и ему хочется сорваться вместе со стайкой приятелей, нагнать какого-нибудь мазутника, свалить в пыль, слегка попинать… Но сегодня он был в другой роли, он олицетворял попранную пацановскую честь, ему важно было просто присутствовать. Да и поврежденная рука не позволяла резвиться, как в старые добрые времена.

Неожиданно из-под какого-то забора выскользнул Хрящ. Он был взмокший, ошалелый, счастливый. На кончике носа уже краснела свежая царапина.

— Кира! — закричал он. — Быстрей за мной, они все там…

Ничего пока не понимая, Кирилл и еще несколько гимназистов устремились за восьмиклассником. Хрящ провел группу какими-то потайными тропками, и неожиданно все оказались на водокачке.

Два десятка гимназистов прижали в угол нескольких промзаводских, в том числе и Дрына. Дрын единственный выглядел целым, остальные же держались за отбитые бока и вытирали кровь рукавами. Вожака не тронули по неписаному закону о пацановской субординации.

Кирилла выпустили вперед, чтобы он лично расквитался с главными обидчиками.

— Где Поршень? — с ходу спросил Кирилл.

— Нету, — глухо ответил Дрын. — И не будет.

— Где он?! Вы сейчас все здесь ляжете!

— Кира, закуси губу! — крикнул в ответ Дрын. — Сами Поршня ищем. С тебя претензии снимаются…