Елена Первушина - Охота на джокера

Поднос доверили, разумеется, лучшей ученице класса. У нее дрожали руки от тяжести кролика и ответственности, и зверек то и дело съезжал к самому бортику.

— Ничего, ничего, — приговаривала учительница, — не бойся, у него есть чувство края.

Услышав ее слова, кролик наконец решился. Оттолкнувшись задними лапами от обомлевшей отличницы, он перелетел через бортик и ударился в бега. Его потом долго ловили.

Вот и у Риды сейчас было такое же «чувство края».

Хватит придумывать отговорки.

Хватит прятаться за чужими спинами.

Нельзя больше.

Пора.

Ночь была беззвездная, но теплая. Рида накинула на окно куртку, чтоб защититься от мошкары и в комнате настала совсем уж кромешная тьма.

Травы пахли так сильно, что казалось, будто ночуешь на болоте. За окном хриплыми руладами призывали возлюбленных Геро.

Рида лежала на спине, выкинув из головы все мысли, и повторяла про себя в такт дыханию:

Сейчас она была так же спокойна, так же неподвижна внутренне, как тогда, когда танцевала на тропинке перед медведем.

Самый центр бури.

Самое средоточье страха.

Тишина.

И темнота вокруг начала меняться.

Становилась то теплой, то холодной.

Подвижной. Живой.

Тонкая, почти невидимая и неслышимая волна подкатилась к кровати Риды.

Подкатилась и помедлила, готовая в любое мгновение вернуться назад.

Рида села на кровати, вздохнула и соскочила в темноту.

И ушла за Темную Завесу, как камень на дно торфяного озера.

Она стояла среди неяркого серо-розового света, над ее головой вспыхивали желтые, синие, алые звезды.

Это были Пепельные Небеса — ее ворота.

Она не торопилась, дождалась, пока звездочки разгорелись поярче.

Вот они дотянулись острыми лучиками до ее плеч, защекотали кожу.

Это было совсем не больно, просто все ее чувства обострились теперь до предела.

Она подняла руку, поймала золотистый лучик, одним движением обмотала вокруг запястья, потянула на себя.

Луч легко отделился от звезды, обнял ее ладонь. По нему тут же заструились пять тонких оранжевых линий, а ридины пальцы обдало жаром.

Играя пальцами, сплетая из линий сложный узор, Рида послала лучик вперед, словно щуп.

Он прорезал светящийся туман, и Рида вошла в пролом, приговаривая шепотом стихи, написанные много сотен лет назад, но всегда охранявшие ее здесь, за Темной Завесой.

Поводя вправо-влево рукой-лучом, Рида искала Конрада.

Сейчас она двигалась в круге новосотворенного пространства, и могла увидеть все предметы такими, какими ей хотелось.

Это был перевод недоступной человеку реальности на язык обычных пяти чувств, такой же, как «телепатия» Ламме.

Увлекайся Рида биополями, она увидела бы сейчас зеленую или серебряную ауру. Но Конрад в ее памяти связан был сильнее всего с ощущением тепла, она и почувствовала тепло.

А потом вдруг ладонь обожгло невероятным холодом. Рида едва не отпрянула, но сдержалась.

Джокер не может шагнуть назад.

Она прищурилась и увидела ясней: белая ледяная броня страха, искрящаяся тысячами колючих кристаллов.

Дворец Снежной Королевы.

Ошейник.

Рида набрала в грудь воздуха, приказала себе не думать о холоде и боли, просто забыть эти слова, и шагнула вперед.

И вошла в страх.

А страх вошел в нее.

Сердце тут же стиснул стальной обруч. Еще полсекунды, и оно остановилось бы, но в эти полсекунды Рида успела отбросить все свои ощущения, как сбрасывает ракета выгоревшую ступень.

Теперь все происходило словно не с ней.

В кровь раздирая руки, Рида протянула их вперед, сквозь лед, и поймала серебряные нити, пронизывающие этот каркас, а сейчас и ее сердце.

Теперь нашлась работа для всех десяти пальцев. Нити задвигались, переплетаясь, кроша вокруг лед. Не смотря на все защиты, каждое движение отдавалось болью: руки — сердце — солнечное сплетение.

Но в бреши уже хлынула извечная родная чернота. Страх уходил, осталось только наслаждение — ее ремесло снова было у нее в руках. И снова ей удавалось все, чего она хотела.

Но долго радоваться Рида себе не позволила — это было не менее опасно. Она закрыла глаза и позвала: «Конрад, Кон Юный! Иди ко мне!».

Открыла глаза и увидела его таким, каким знала прежде, — свободным от страха. Под их ногами лежал узкий мост, сплетенный Ридой из серебряных нитей.

Она рассмеялась, схватила его за руку и потянула за собой. Туда, куда вел их мост.

Они бежали сквозь разноцветные леса, сквозь искрящиеся потоки, сквозь волны земных и неземных запахов. Но Рида твердо знала, что ждет их там, на другом конце моста.

Ошейник всегда приводит к тому, кто его создал.

Лица Рида не разглядела — не было времени. Нагнувшись, она схватила обеими руками ткань моста, несколькими движениями превратила ее в сверкающее белое копье, прицелилась в темную смутную фигуру, и бросила.

И снова на мгновение (дольше никак нельзя) почувствовала обжигающий, запредельный восторг.

Не промахнулась. Попала.

— Рида, любимая, проснись! Пожалуйста, Рида, ты слышишь меня? Пожалуйста, открой глаза!

Это Конрад.

И голос Пикколо.

— Да успокойся, Кон. Видишь, она уже вернулась. И душа ее на месте, честное слово. Дай ей отдохнуть.

Рида вспомнила свои ночные похождения, и ей захотелось завыть от тоски. Загнали все-таки, загнали снова за Темную Завесу. И, как и следовало ожидать, не враги, а как раз самые верные, самые любимые. А теперь воркуют, как над спящей красавицей.

Бегала от них три года и вот — не убежала. Хватит прятаться, Рида Светлая, залезай обратно на престол.

Женщина из тебя получилась никудышная, ничего сама сделать ты не можешь. Быть тебе джокером отныне и до веку.

Дом твой теперь — там.

Она бросила Конраду вместо привета: «Уйди!», отвернулась к стене и неумело, совсем по-мужски, заплакала.

Конрад беспомощно засуетился и бросился бы утешать, да умница Пикколо каким-то чудом его удержал.

Откуда было знать Конраду, что это ее последние человеческие слезы, что она в последний раз посмела пожалеть себя.

Неоткуда и незачем.

Впрочем, для долгих слез времени уже не оставалось. Счет пошел. Рида вытерла глаза, села и спросила без предисловий: