Сергей Вольнов - Приговоренные к войне

Я не знаю, как именно он бы погиб там – в своё время, на нашей родной планете. И он этого не знал тем более. Но здесь…

Хасанбек лежал на спине, откинув левую руку в сторону. Правая была подломлена под тело. Шлем с красным плюмажем откатился и валялся в паре шагов. В неподвижных глазах темника отражались голубое небо и крохотные облака. Мне показалось, что всё уже кончено – всю синеву, которую он мог впитать взглядом, он уже впитал, и теперь глаза стали маленькими мутными зеркалами. Отражали то, что уже никогда не войдёт в переполненный объём.

Однако, как только тень моей фигуры пала на его лицо – глаза ожили, вспыхивая от нестерпимой боли…

– А-ан… н-нда-а… – свистящий звук вырвался из его неподвижных губ.

Он не увидел меня – почувствовал именно моё присутствие. Забулькала рана в районе ключицы. Запузырилась выступившая густая кровь.

– Я-я-а… зна… а-ал… что ты-ы-ы…

– Хасан… – пал я на колени рядом с умирающим и склонился над ним, понимая, что все слова на свете сейчас бесполезны. Одного взгляда на рану было достаточно.

Впрочем, в словах и не было особой необходимости. Огромное незримое облако перетекало попеременно из меня в него. Большой лохматый зверь метался вокруг нас.

«Я послал тебя на смерть…»

«Нет, брат… ты единственный, кто вдохнул в меня жизнь… после смерти хана…»

«Надо было послать вас одновременно с Ильмом…»

«Нет, не надо… я всё понимаю, но… извини, не могу… не могу простить им смерть Повелителя… многие смерти моих нукеров… Ты правильно сделал, что послал меня одного. Ты не мог сделать неправильно… Как сказал тогда хан… как говорю сейчас я… это был мой день… Мой день, анда. Спасибо тебе за это…»

Его глаза дёрнулись. Взгляд потянулся ко мне ощутимой лучистой волной. Не дотянулся…

«ХАСАН!!!»

Сжались челюсти, до боли, со скрежетом зубов.

Лицо застыло, омертвело. Не только его – моё тоже. Лишь взгляд, помимо моей воли, блуждал, выписывал невообразимые нелогичные линии. Ощупывал неподвижные черты лица мужественного воина, великого полководца, пробывшего полжизни в тени громкого имени Чингисхана. Эти черты складывались в сложную гримасу, в которой наполовину присутствовали боль и тихая радость.

«В Походе не прощаются… Свидимся, брат!» – вдруг прозвучало в моей голове.

«Хасан, ты здесь?!» – встрепенулся я.

«Пока здесь… Пока…» – мнящееся облачко висело где-то неподалёку.

«Куда же твоя душа уйдёт? Я думал…»

«Эх, анда, я тоже думал. Да разве нам дано знать? Помни лишь одно, мы с тобой братья навек. И если тебе будет нужна помощь – я тебе помогу… Душа моя…»

Порыв лёгкого свежего ветерка коснулся моего лица. И голос затих, уносимый незримыми потоками высшей силы.

Потом она одумалась.

Сменила чёрный комбинезон пехотинца Локоса на серебристый комплект – штаны и свободную длинную куртку. Это также не привлекало особого внимания к её личности, но было намного безопаснее. Хотя бы потому, что в случае внезапных военных или диверсионных действий – земляне в первую очередь будут стрелять по силуэтам «в чёрном». И лишь потом – во все остальные.

Такие комплекты с характерным логотипом на спине – красная капелька, символизирующая кровинку – носили волонтёры Миссии Спасения. Данная добровольческая организация активизировала свою работу сразу же после вторжения землян на Локос. В первую очередь это касалось помощи официальным медицинским подразделениям, которых катастрофически не хватало, чтобы спасти огромное количество тяжелораненых. Погребением и регистрацией убитых – ох, уж эта пресловутая локосианская педантичность «от демографии»! – занимались другие ведомства. Но тот контингент уже не просил живого участия и срочности. Близкие и родные убитых также могли подождать, предаваясь своему горю индивидуально. А вот раненые…

Их свозили отовсюду в столицу, а более всего – в её предместья, которые, по сути, сами были мини-городами. Эти спутники столичного мегаполиса отличались лишь некоторыми размерами и географическими особенностями местности, сохраняя типичность застройки. Главным же сходством у них было наличие гигантского купола над центральной частью города. Это не являлось какой-либо несущей конструкцией – купола скорее были символической крышей, завершающей ансамбль верхней части города. Хотя, кроме эстетической, они всё же несли некоторую защитную нагрузку, ведь природа у куполов была та же, что и у силовых полей многочисленных терминалов.

Счёт раненым шёл на десятки тысяч. Естественно, что возможности всей медицинской службы планеты, тысячелетиями не допускавшей войн, даже не рассчитывались на такое гигантское количество людей, которым необходима срочная хирургическая помощь. Помещений также не хватало. Раненые уже размещались под открытым небом, защищённые от атмосферных осадков лишь теми же куполами, настроенными специально на данный режим.

Теперь, в новом облике – волонтёра милосердия – Амрина часто выбиралась из своего убежища. Бродила по городу. Заходила в многочисленные импровизированные госпитали. Беседовала с ранеными. Ухаживала за ними. Это было одновременно и дело, и новая информация из первых уст. Эти впечатления наслаивались на пережитое, накапливались, чтобы вскоре вырваться наружу, взорваться долгожданным решением, ответом на вопрос «Что делать?!».

После опыта, полученного на Эксе – она бы смогла многое. Например, могла бы возглавить ополчение. Могла бы создать свою альтернативную армию. А могла бы занять самую ведущую должность в действующей армии Локоса, терпящей не поражение за поражением, а разгром за разгромом. Но она не делала ни первого, ни второго, ни третьего. Она ждала НАСТОЯЩЕГО ДЕЛА.

Умышленная изоляция не могла длиться долго. Тем более, что события развивались стремительно, и могло так статься, что вскоре уже будет не о чём думать. Земляне неумолимо приближались к столице. В то же время ещё шесть группировок земных войск, почти не встречая сопротивления, двигались от центра материка к его побережьям. Как минимум, половина континента УЖЕ находилось в руках землян.

«И где-то там, на одном из направлений двигается неистовая лава моих амазонок!»

Амрина горько усмехнулась. МОИХ?! И тут же задала себе безжалостный вопрос: «Кем ты себя считаешь, милая, с кем ты?» Задала, как вогнала иглу себе под ноготь. Поморщилась от резкой внутренней боли.

«А где-то воюет с моим народом мой Избранник… Мой… любимый».

Боль стремительно переместилась – шевельнулась уже в районе сердца. И осталась щемящим присутствием холодного и безжалостного.

Она вчера случайно попала в неожиданное место. И хотя здесь также в большом количестве лежали раненые – это не было госпиталем. Скорее, это был лагерь для военнопленных. Как оказалось, уже имелись и такие. На любой войне, как бы она ни проистекала, военнопленные есть с обеих сторон. С одной лишь разницей – проигрывающая сторона довольствовалась в основном лишь ранеными, захваченными в полубессознательном состоянии.