Олег Кулагин - Московский лабиринт

— Иван!

Он сидел неподвижно.

Губы у меня затряслись. Я подняла пистолет. Опять выронила и разрыдалась.

Они так надеялись, они верили в меня… А я никого не смогла спасти.

Откуда-то, очень издалека, донеслась полицейская сирена.

Нет, я не имею права раскисать.

Трясущимися пальцами я достала из кармана майора ключ и освободила свою правую руку от «браслетов». Потом нащупала «липучки» и расстегнула его бронежилет. Припала к груди Ивана, вслушиваясь… Сердце билось! Он ещё жив.

Попыталась открыть дверцу. Безрезультатно, должно быть, её заклинило. Тогда я несколько раз выстрелила по креплению лобового стекла и выбила его ногами.

Чтобы прийти в себя от боли, понадобилось не меньше пяти секунд. Штанина на раненой ноге — вся мокрая от крови. Но заниматься перевязкой некогда. Полицейские сирены приближались.

Стиснув зубы, я вытащила Ивана из кабины. Мы — на дне огромной бомбовой воронки. Уходя от погони, майор добрался до разрушенных кварталов.

Я с тоской глянула на крутые склоны. В этой чертовой воронке мы как на ладони. Отличные мишени даже для никудышних снайперов.

Стоп. В одном месте битый кирпич немного просел. Будто под ним в склоне — отверстие! Обдирая пальцы, я начала разгребать завал. Так и есть! Полузасыпанный проход. Я-то сумею влезть. А как протащить Ивана?.. Он куда массивнее.

Медленно хромая, поволокла майора к отверстию.

Нет, не получается.

Расширяя проход, выбросила наружу целую груду бетонных обломков. Теперь, согнувшись, можно перемещаться хотя бы на корточках. Снова подхватила Ивана за плечи.

Господи, какой тяжелый! И уже второй раз сегодня я таскаю его на себе. В конце концов это несправедливо… Я — лишь хрупкая девушка, я не должна, надрываясь, волочить туда-сюда здоровенных мужиков. Целая гора мышц пропадает зря, без всякой пользы… Он бы шутя мог поднять двоих таких, как я. А я… Что я могу? Я ведь не железная.

Не железная…

Кажется, бормотала это вслух. И сантиметр за сантиметром тянула Ивана за собой. В раненой ноге словно ворочался раскаленный прут…

Сирена взвыла ближе… Наверное, всего пара кварталов. Я едва не заплакала от бессилия. Но потом каким-то чудом сумела втащить майора внутрь.

Дальше — легче. Проход расширялся. Спустя еще несколько метров, добравшись до поворота, я отпустила Ивана и сама повалилась рядом. Тяжело перевела дух. Пускай попробуют сунуться. Даже если у полицаев хватит смелости, они об этом пожалеют. На светлом фоне по их силуэтам не промахнется даже ребёнок. И гранатой меня не достанут.

Завалить за собой отверстие?

Нет уже ни времени, ни сил…

Сдерживая дыхание, я вслушалась. Может, не заметят? Проскочат на полном ходу?

Сумерки густеют. След от протекторов на сухой земле не так бросается в глаза. А дыра в дощатом ограждении… Как раз это неудивительно. Удивительно, как само ограждение до сих пор уцелело.

Если бы я верила в Бога, я бы сейчас молилась.

Но давно уже я поняла: если и существует кто-то по ту сторону небесного свода — нет ему дела до наших проблем. Тому, кто отвечает за мироздание, некогда заниматься пустяками…

Прошуршали шины, брызнули камешки из-под колес, один даже долетел до дна воронки. И полицейские «луноходы» снова заголосили раненым зверьем, распугивая обитателей Развалин и удаляясь.

Я лежала, боясь шевельнуться, пока сирены стали неразличимыми. Потом прижалась к груди майора. Он дышит, он живой, он должен жить…

Когда напряжённое ожидание отступает, я проваливаюсь в забытье. Что-то между сном и бредом.

Я всё ещё лежу на полу в «Матриксе». Гэймеры идут в атаку, и ГШ вздрагивает в моей скрюченной судорогой руке. Мне тяжело. Полковник Фатеев подкрался сзади и теперь сжигает моё колено на медленном огне. Я слышу его злобное бормотание: «Тебе это зачтется! Сука!» — но обернуться не могу. Я должна стрелять по ожившим мертвецам.

А они совсем не обращают внимания на пули. Спорят между собой:

«Говорю тебе, „Дарк Варриор“ — крутая штучка!»

«У тебя что, матрица поехала? По сравнению с „Думом“ „Дарк“ не катит! И графика ни к чёрту, и анимация — дерьмо!»

Нуля пробивает грудь спорщика, и он горделиво указывает на свежую дырку:

«Вот видишь! „Варриор“ и близко не стоял!»

Взрыв. Клубы дыма рассеиваются. И в мешанине тел одна оторванная голова говорит другой:

«Да. Эта вещица покруче „Армагеддона“».

Огонь пылает вокруг. Но почему-то он сжигает только моё колено. Проклятый Фатеев… Сейчас я обернусь и всажу ему пулю между глаз.

Медленно, с трудом поворачиваюсь. Темнота. Где я? Ледяной ужас накатывает. Неужели я снова в метро, в огромной гробнице с останками людей и поездов? В гробницах не место для живых. Там живут чудовища… Псы-убийцы с крокодильими пастями, ожившие мертвецы с серой кожей… Я слишком люблю солнце, я люблю тепло и свет. Я не могу умереть так!

Задыхаясь и волоча за собой раненую ногу, ползу по туннелю. Свежий воздух, это хорошо… Прохладный воздух в лицо. Но тьма по-прежнему густая и непроглядная.

Вдруг проваливаюсь куда-то. Бездна, подо мною бездна! Зацепиться за что-нибудь, остановить падение! Обдирая ладони, сползаю вниз по крутому склону.

Нет. Дно здесь всё-таки есть. Я переворачиваюсь на спину и вздрагиваю. Пальцы судорожно пытаются нащупать опору. Настоящая бездна не внизу, а надо мной. Тысячи далеких льдинок в черной пустоте. Если сорвусь туда, я буду падать целую вечность…

Ночь. Оказывается, уже наступила ночь.

Боль в ноге притупилась. Кровь перестала идти. И вообще, чувствую себя немного лучше. Значит, всё не так плохо. Способность к регенерации у меня ещё есть.

Вот только пить охота. Во рту сухо, как пустыне.

Поискала в кармане плоскую металлическую фляжку. Там должна быть минералка, Артём нацедил. Он так рвался вместе с нами в «Матрикс». Конечно, мы его не взяли. Хоть это мы сделали правильно…

Я глотнула и завинтила крышечку. Остальное — Ивану.

Натянула «ночники» и оглянулась по сторонам. Тишина. И похоже, никто из местных до сих пор не заинтересовался опрокинутым набок «Фордом-Максимусом». Какие нелюбознательные. А может, здесь действительно никто не живет? Значит, полицейская «зачистка» была относительно недавно.

Хромая, я медленно заковыляла к отверстию. Что с Иваном? Я ведь его даже не перевязала.

Майор лежал неподвижно. Присела рядом, взяла его руку… И вздрогнула. Рука была слишком холодной. Попыталась нащупать пульс, хотя бы совсем слабый, хотя бы редкий…

— Иван, — тихонько простонала я. — Иван, не бросай меня. Пожалуйста…

Пульса не было. Дыхания тоже. Взгляд из-под полуприкрытых, немигающих век — спокойный, почти равнодушный.

Вот и всё. Никого не осталось.