Майкл Харрисон - Вирикониум

Но он проходил мимо, и все успокаивались. Это походило на приступ смущения. Кое-кто улыбался ему, но таких было немного. Кто-то сплевывал. Иные задумчиво крутили металлические медальоны на шее и, возможно, думали: «Скорее бы ночь».

Поначалу Хорнрак отнесся к подобному приему со стороны любимого советника Королевы с неким насмешливо-презрительным удивлением, но когда их цель стала ясна, ему стало не до смеха. Фальтор вел свою маленькую свиту сначала к Минне-Сабе, по переулкам и проездам — на Приречном рынке, у самодельных лотков, в этот час царила такая толчея, что всаднику было просто нечего делать, — но явно на север. Потом снова на Камин Ауриале. Наконец, изрядно попетляв по узеньким улочкам — так выбирает дорогу человек, который помнит город совсем другим, — Фальтор вывел их к Протонному Кругу, дороге, у которой есть только один конец: исполинская филигранная раковина из металла, Чертог Метвена. Чувствуя себя карликами на широкой спирали, взмывающей над множеством более узких и коротких улиц на сотне хрупких каменных колонн, под небом, похожим на багряный свинец, четыре всадника медленно и осторожно ехали к дворцу — четыре фигурки, вписанные в чудовищно прекрасное геометрическое построение. А над ними, распластавшись пологой белой дугой на фоне облаков, кружил одинокий рыболов-скопа — хриплоголосый, заблудившийся на краю гор.

Сгорбившись в седле, чтобы защититься от ветра и дождя, Хорнрак одновременно чувствовал, что приближается к своему предназначению и совершает непоправимую ошибку. Он с горечью кивнул сам себе, посмотрел на орла, напоминая себе о свободе, которую у него так безжалостно отобрали… И как бы невзначай развернулся влево, где бок о бок с ним ехал старик. Миг — и рука наемника обвила дряхлую шею. Нож, который Хорнрак прихватил с собой, легко выскользнул из укрытия под отсыревшим шерстяным плащом. Его лошадь остановилась и начала топтаться на месте, но лошадь старика, шагая, как заведенная, пошла по кругу. В итоге Хорнрак вытащил старика из седла, и тот повис в его объятьях. Пегое лезвие ножа, мерцая в пепельном свете, прокололо желтую кожу, и нехороший смех умер на губах наемника, как отравленная собака.

— Я больше шага не ступлю по этой проклятой дороге! — крикнул Хорнрак. — Ни шагу, пока ты не скажешь мне, зачем это все нужно, Эльстат Фальтор! Что у меня было, кроме надежд, которые вы обманули?

Орел снова закричал — кажется, он начал снижаться. Его крик наполнил Хорнрака чем-то похожим на восторг. Раны переставали ныть. Он чувствовал прилив сил — ровно на то время, которое необходимо, чтобы убить.

— Я восемьдесят лет не ступал на эту дорогу. Я знаю тебя, Фальтор. Так чего ради мне с вами идти? Назови причину!

Но прежде чем наемник договорил, по коже пробежал озноб. Хотя его слова предназначались для Рожденного заново, он смотрел в равнодушное пергаментное лицо своего заложника. С момента своего таинственного появления в комнатах Хорнрака — и за все время, пока они ехали по Городу — старик не произнес ни слова. И вот теперь он разомкнул губы… и испустил вопль — пронзительный, бессловесный, то ли чаячий, то ли кошачий. Крик яростно рванулся в небо и древней птицей умчался прочь.

Потом старик снова затих. Сухие губы посинели, слезящиеся глаза рассеянно уставились в пустой воздух. Странные фигуры, которыми была расшита его одежда и которые миг назад словно ползали по ткани, понемногу замирали — так замирает потревоженная водная гладь. Дрожа, Хорнрак изо всех сил вцепился в старика, точно жертва в своего убийцу. Почему-то снова заныли раны. Его мутило. Он чувствовал себя больным… и очень старым.

Эльстат Фальтор, пойманный между двумя липкими ледяными кошмарами: тем, что только что закончился, и тем, что только начинался…

Это продолжалось вот уже два дня: сцена из прошлой жизни словно зацепилась за внешний край восприятия. Казалось, его повсюду сопровождают двое… да, кажется, их было двое: Фальтор не мог их толком разглядеть. Спутники были высокими и белесыми, словно свечи, слепленные по эскизу сумасшедшего. Стоило повернуть голову — и они немедленно исчезали. Иногда, совершенно неожиданно для себя, Фальтор погружался в эту сцену с головой и понимал, что бродит в каком-то затонувшем саду, полном цветов, названий которых не может вспомнить. Здесь витал запах конского волоса и монетного двора; запах усиливался, когда за стенами сада начинал гулять ветер. Время от времени тишину нарушали голоса спутников, увлеченных не слишком серьезным спором — то ли философским, то ли религиозным. Фальтор явно не испытывал к ним ничего похожего на любовное влечение, а в остальном… Чтобы описать его чувства, не хватило бы самых сложных, самых эмоциональных выражений.

Постоянные попытки получше разглядеть спорщиков привели к привычке держать голову чуть набок, а выражение лица из отстраненного стало отсутствующим.

Это был важный знак — возможно, признак обострения неуверенности в себе. А старик в вышитой одежде по-прежнему осторожно скрывал как свое происхождение, так и свои целя, хотя милосердие было ему явно не чуждо. Он шагнул со страниц недавней истории Вирикониума и обладал всей силой ожившего мифа.

…Появление среди ночи… Пот, высыхающий на коже… и далекий вопль рыболова-скопы, из-за которого жалобные переклички осенних стай становились чем-то чуждым и диким…

Это случилось на горной тропке, под тем самым выступом над Падубной Топью, меньше недели назад. Эльстат Фальтор сдался и признал, что скрытно управляет империей. Он действительно не вполне понимал, как это получилось.

Но если разобраться… Ушел тегиус-Кромис, исчез Гробец, Железный Карлик — к кому еще обратиться за советом королеве?..

Причина была одна: он слишком долго боролся с наплывами воспоминаний о Полдне. Но теперь эта битва проиграна, и он устал до смерти. И еще: обаяние старика было безгранично, а его хрупкая дряхлая фигура словно поднималась над обозримым будущим, то ли предупреждая, то ли угрожая.

Так он начал действовать — рано утром, еще до того, как в его дом пришла женщина по имени Фей Гласе, нелепая стеклянная статуэтка, растерянная и одинокая. Он начал действовать в оцепенении, поглощенный странным чувством: он не мог выбрать между той лихорадкой, что выжигала его череп изнутри, и той, что опаляла его внешний мир. Когда он закрыл глаза, странные восковые фигуры бродили по саду; когда он открыл их снова, то обнаружил, что девочка, подобно некоей сумасшедшей богине, водит его по улицам города в поисках какого-то наемника, убивающего людей за гроши. По дороге они подобрали старика, но тот лишь с едкой насмешкой наблюдал за ним и не предлагал никакой помощи…