Майкл Харрисон - Вирикониум

Возможно, он чувствовал.

— Фальтор?

Но Фальтор вновь вглядывался в пространство пустым взглядом, его губы беззвучно шевелились. Значит, помощи ждать неоткуда… Карлик вздрогнул. Обстоятельства заманили его в ловушку. Теперь эта ловушка, именуемая Городом, захлопнулась, и он попался. Ничего себе возвращение домой! Правда, ему не впервой с боем пробиваться через эти коридоры… Он шагнул вперед. Ожидание становилось невыносимым, а в голову больше ничего не приходило.

Стражники были почти рядом, когда Фальтор прошептал:

— Стоять.

Казалось, его голос доносится откуда-то издалека, и Рожденный заново сам не ожидал это услышать.

— Стоять!

В первый миг ничего не изменилось. Гробец зарычал. Фальтор коснулся рукояти меча. Сейчас его люди начнут бессмысленную резню…

Но тут мир встряхнулся и отогнал кошмар. Старая машина в отчаянии завопила и смолкла, будто осеклась: в своем безумии она расплавила часть собственного спинного хребта, согнулась пополам, как старая карга, и подергиваясь, медленно оседала, по мере того как горячий металл остывал. Зловещий свет угас. Стражники подходили, рассеянно переглядывались и убирали мечи в ножны.

Это был не ахти какой жест, и сделан он был неохотно. Капитан кивнул, глядя прямо перед собой, словно шея у него была деревянной, стражники у него за спиной строились в две шеренги: они выглядели смущенными и украдкой подталкивали друг друга. Каждый носил такой же медальон, как у мальчика — замысловатое переплетение серебряных завитков, значение которых отступало при попытке постичь его, точно линия горизонта.

— Прекратить поиски, — приказал Фальтор. Он говорил неохотно, как человек, который едва справляется с болью или сильным желанием. — Произошла ошибка. Это Железный Карлик, он вернулся, чтобы помочь Городу в час нужды.

Несколько секунд стражники осторожно обдумывали его слова, потом все, как один, кивнули и зашагали прочь. Когда они удалились на некоторое расстояние, мальчик вскочил, бросил на Рожденного заново взгляд, полный горькой ненависти, и полетел по коридору следом за ними. Его меч остался там, куда его швырнул Гробец. Карлик поднял клинок.

— И как прикажешь это понимать? — спросил он, обращаясь к Фальтору. Фальтор слепо глядел вслед мальчику, его тонкие руки напоминали белый воск, намазанный прямо на кости.

— Я пропал, — Фальтор отвернулся к стене. — Они больше не признают меня вождем. Скоро ни один из них не захочет повиноваться, и мне придется убивать их.

Он издал звук, который мог быть и смехом, и рыданием. Все это время его спутники почти не шевелились, но наблюдали за ним то ли с опасением, то ли с насмешкой — чем бы эта эмоция ни была и ни казалась. Рожденная заново, чувствуя, как он страдает, вышла вперед и неуверенно положила руку ему на плечо.

— Я… — начала она и произнесла несколько слов на языке, которого Гробец не понимал: — Mein Herz hat seine Liebe. Ha заре своей юности я…

Было ясно, что она не в состоянии помочь, и это, в свою очередь, очень ее огорчало. Она похлопала Фальтора по плечу и огляделась, ища поддержки.

— На заре своей юности я внесла скромную лепту. Блэкпул и Венеция станут едины. Кружится звездный небосвод — ячменных зерн дрожащий хоровод!

Ее голос сорвался. Она рыдала. Как ни странно, именно убийца из Низкого Города попытался успокоить ее. Он коснулся ее руки, и его порочное, безжалостное лицо на миг исказилось: после секундного замешательства Гробец решил, что это была попытка улыбнуться. Женщина улыбнулась в ответ… и вся преобразилась. Там, где карлик прежде видел только пугающую пустоту, теперь сиял восторг, разум осветил ее черты. Казалось, со светильника сбросили покрывало. Рожденная заново выпустила руку убийцы, отступила и начала танцевать, напевая:

Услышав это, Эльстат Фальтор зажал уши ладонями и застонал.

— Я не могу забыть тех людей в прекрасных садах! — воскликнул он и ударил себя в висок основанием ладони. — Эрнак сан Тенн! Сколько прошло с той полночи, когда я смотрел в твое сладостное безумное лицо и шагал с тобой по тротуарам рю Морг?

И со стоном бросился прочь по коридору, наружу, на ходу сбрасывая доспехи.

Легкий ветер гуляет по коридорам, он пахнет пылью и гиацинтами. С ним пришла тишина — вещество, а не отсутствие звука, пришла, чтобы заполнить уши пустых комнат, покинутых лестниц и неподвижных безмолвных фигур, созданных в те времена, когда Земля была невинна.

В этой тишине Гробец-карлик отчаянно искал то, что вернет ему уверенность. Но женщина отступила, спрятавшись в свои воспоминания, ссутулила плечи и закрыла глаза, лишь призрак нежности играл в уголках ее губ. Так или иначе, в ее словах не было никакого смысла. Убийца сардонически ухмылялся, пожимая плечами, словно освобождая себя от ответственности — по крайней мере от ответственности за эту сумасшедшую.

…Это движение, похоже, вызвало у него боль где-то в области нижних ребер, и на его лице тут же появилось кислое выражение, характерное для людей, полностью сосредоточенных на собственной персоне.

— Тут что, все с ума посходили? — раздраженно проворчал Гробец, обращаясь к самому себе, и наконец повернулся — почему-то очень неохотно — к человеку в плаще, похожем на саван, который стоял чуть в стороне, изучая свихнувшуюся машину — с таким видом, словно с ее помощью надеялся нарушить последний из безумных законов вселенной. Машина напевала, рассказывая ему о своей непостижимой боли, а он, неподвижный, как таинственная статуя, завернутая в полотно, шепотом отвечал ей. Это напоминало разговор двух глухих. Гробец поднялся и втиснулся между ними, подбоченясь и с вызовом вглядываясь в невыносимую темноту под капюшоном незнакомца.

— Оставьте ее в покое, сударь, — сказал он. — Понимаю, это должно быть очень интересно, но скажите мне: Город действительно спятил?

Тишина.

— Очень хорошо. Тогда, если вы друг Фальтора, так хоть скажите, когда у него опять это началось. Я — Железный Карлик. Возможно, вы о таком слышали. Я разбудил его, чтобы он помог нам победить северян. Это я сделал благодаря одному старику, который поделился со мной опытом…

Гробец вытянул шею. Несмотря на все усилия, он не смог разглядеть лица… однако чувствовал, что глаза, скрытые где-то под капюшоном, смотрят прямо на него.

Терпение у карлика лопнуло. Он выхватил нож.

— Да скажи ты хоть слово, холодный пудинг! Или мне тебя ломтиками настрогать? Вы тут в самом деле ничего не знаете — или просто рехнулись поголовно?