Николай Гуданец - Планета, на которой убивают

Дремотные заросли хвощей отдернулись назад, и плавно развернулась панорама с домом на холме. Окна центрального холла мягко светили сквозь густое засилье сумерек.

Янта опрометью выбежала навстречу подъезжающему «Дрому», и лучи фар, наткнувшись на бисерное шитье праздничной блузы, рассыпались фонтаном радужных осколков. Едва я вылез из машины, она бросилась мне на шею.

— Живой, живой, — лихорадочно шептала она. — Ты вернулся живой…

Потом так же порывисто кинулась обнимать Джагу.

— Ну-ну, что ты, все в порядке, — бормотал он, могучей ладонью осторожно похлопывая ее по спине.

Мы прошли в дом и расселись в холле за массивным круглым столом, покрытым хрустящей скатертью. Посредине столешницы стояла пузатая ваза с букетом полевых цветов.

— Сегодня у нас праздник, да? — спросила Янта радостно, зажигая толстую витую свечу в бронзовом шандале.

— Все прошло удачно. С Барладагом покончено, — сказал я. — Переночуем, а завтра утром возвращаемся в город.

— Вообще-то я бы не прочь сразу отправиться домой, — отозвался Джага, принимаясь разливать шуху по кружкам. — Хозяйству присмотр нужен, продукты на исходе. Мне бы надо на утренней зорьке сразу поехать за припасами.

— Ну что ж, давайте перекусим и сразу поедем, — согласился я.

Окончив трапезу, мы не мешкая прибрали за собой и отнесли в машину наш нехитрый багаж. По моему совету, на случай, если нас остановят и примутся копаться в вещах, Джага убрал свой «Брен» и метательную бомбочку под заднее сиденье. Ампульный пистолет я спрятал туда же, а «Мидур» оставил на левом боку за поясом, полагая, что до личного обыска рвение патрульных не дойдет. После чего Янта вольготно раскинулась на заднем сиденье и взглядом пригласила меня устроиться рядом с ней. Я отметил не без некоторой опаски, что отяжелевший от выпивки Джага нашарил ключом замок зажигания только с третьей попытки, и высказал дипломатичное предложение.

— Кажется, вы немного устали. Давайте я сяду за руль.

— Ничего, я в полном порядке. Доедем с ветерком.

Ввиду предстоящих полицейских проверок приходилось делать неутешительный выбор между двумя водителями, один из которых не имел шоферского удостоверения, а другой основательно захмелел. Я не стал настаивать на своем, решив положиться на волю случая.

— Я хотела бы еще сюда вернуться, — мечтательно произнесла Янта, когда покряхтывающий «Дром» спускался с холма. — Пожить в этой тиши хотя бы несколько деньков. — Она потянулась губами к моему уху и горячо выдохнула. — Вместе с тобой.

— Обязательно, — пообещал я и, нащупав ее ладонь, сжал пальцы бережно и плотно.

— Тебе очень к лицу этот новый костюм. Ты совершенно преобразился. Когда приедем домой, я выброшу твое старое тряпье, чтобы ты не вздумал его надеть когда-нибудь…

— Да я уже его выкинул.

Было не к месту объяснять, что новенький костюм, в котором гостиничные служащие видели Севдина Хопаши, также следует безотлагательно спровадить на помойку.

— Молодец, — Янта потерлась носом о мою щеку.

Кажется, меня крепко взяли в оборот и обращались со мной уже полностью по-семейному. Хотя не могу сказать, чтобы я был особенно против.

Выехав с проселка на шоссе, Джага поддал газу, однако держал скорость в разумных пределах и вообще вел машину гораздо более плавно, чем это у него получалось в трезвом виде. От души у меня отлегло, и я откинулся на спинку сиденья, тихонько поглаживая руку Янты.

Навстречу неслась звездная ночь, она целиком принадлежала нам, а за ней простиралась наша общая жизнь. Я не гадал, какой она окажется. Вряд ли гладкой и бестревожной, но ее стоило прожить. Никогда прежде, будь то даже в самые горячие денечки на фронте, мной не владела такая могучая и блаженная жажда жизни, как теперь.

Маявшиеся при въезде в город постовые остановили нашу машину, но поленились проверять по второму разу.

— Езжайте, я вас помню, — уныло сказал пожилой полицейский и погасил слепящую звезду фонаря.

Десантники вместе со своим грозным и неуместным полутанком уже убрались восвояси, а из четырех полицейских автомобилей нести вахту осталось два. Как всегда, власти перегнули палку и затем полегоньку опамятовались. Ну что ж, добрый знак.

Самый удобный маршрут от южной окраины до «Щита Отечества» пролегал по средней окружной магистрали. Едва мы на нее свернули, я обеспокоенно заметил, что Джага стал прямо-таки засыпать за рулем. Наконец он основательно клюнул носом, однако успел, к нашему общему счастью, встряхнуться и сбросить газ прежде, чем «Дром» пустился в крутой вираж. Спросонок Джага допустил оплошность, притормозив резко и намертво. Машину юзом занесло влево через осевую и развернуло почти поперек дороги. Водитель шедшего по встречной полосе вездехода с трейлером на прицепе лишь чудом умудрился в нас не врезаться и промчался на расстоянии вытянутой руки от передка «Дрома», рявкнув клаксоном трижды, что у автомобилистов всего мира означает отборную ругань.

— Ну чего шуметь, бзец, — обиделся Джага. — С кем не бывает…

— Давайте лучше поменяемся местами, — сказал я, успокаивающе похлопав его по плечу.

Хорошо еще, что поблизости не оказалось полицейских, а то бы нам не миновать крупного разбирательства, и еще неизвестно, отделались ли бы мы только солидной взяткой. Джага тряхнул головой, усердно потер глаза кулаками, словно ввинчивая их в черепную коробку.

— Слушаюсь. Извините, я вроде малость расклеился.

Он завел мотор, отъехал к обочине и уступил мне место за рулем. Не успел я набрать скорость, как Джага мирно задремал, свесив голову на грудь. Еще немного спустя салон заполнили рулады молодецкого, с присвистом, храпа.

Янта на заднем сиденье придвинулась ко мне и стала легонько ерошить мои волосы на затылке.

— Месакун, как я счастлива, — смешливо призналась она. — Если б ты только знал, как я счастлива, что ты не имеешь привычки храпеть во сне.

— Надеюсь, этой ночью у нас будут и другие поводы для радости.

— Конечно. Конечно, милый.

Порывисто поцеловав меня в шею, Янта откинулась на сиденье, заложила руки за голову, потянулась всем своим гибким изумительным телом.

— Ты не поверишь, но я успела истосковаться по тебе.

— Представь себе, я тоже.

Острое желание накатило в который раз на дню, от его неутоленных приступов моя мужская гроздь набрякла заунывной тихой болью. Будь они неладны, модные брючки в облипочку, чтоб им треснуть.

— Ты помнишь, о чем я тебя просила? Ты ведь сделаешь так, хорошо? — ее вкрадчивый голос обволакивал и завораживал, в нем проступала потаенная дрожь.

— Уточни, что ты имеешь в виду.

— Не прикидывайся глупеньким. Я же знаю, какая у тебя роскошная память, — она снова придвинулась, уткнулась подбородком мне в плечо и лизнула мочку уха.