Николай Гуданец - Планета, на которой убивают

— Не слушай меня, — она положила голову мне на плечо. — Я вообще не знаю, чего хочу. А ты чудесный…

Вот теперь я уже точно вымотался до предела. Ее голос доносился неразборчиво сквозь плотную толщу мрака. Я выскальзывал из собственного тела и плыл в никуда, осязая лишь, как дыхание Янты тлеет на моей щеке, и не было сил обнять ее, прижаться всем телом, сказать, до чего я ее люблю, люблю…

Крик Янты вырвал меня из сна одним махом. Пронзительный, сдавленный, нечленораздельный крик. Моя рука метнулась под подушку и нашарила там пустоту.

За окошком лепетал дождик, стояла глубокая ночь, мы лежали одни в темной комнате. Пистолет валялся вместе с одеждой на полу, впрочем, я зря переполошился спросонок. Янте приснился кошмар, только и всего.

Схватив девушку за плечи, я подул ей в лицо, так по старому поверью отгоняют злых ночных духов. Колдун из меня никудышный, впрочем, Янта обмякла и прерывисто вздохнула.

— Ох, милый, прости, я тебя разбудила…

Вздрагивая, она прильнула ко мне, уткнулась в грудь мокрым лицом, совсем по-детски шмыгнула носом. Жуть внезапного пробуждения отхлынула, сменившись трогательным затишьем. Я баюкал ее, легонечко поглаживая вдоль спины, потом незаметно для себя перешел к осторожным тягучим ласкам. Мы парили в бесконечности теплого мрака, желание подкрадывалось, медленно сгущалось. Янта подкралась губами к моему рту, ее пальцы скользнули вниз по животу и цепко сжались. Сдавленно ахнув, она откинулась навзничь, притягивая меня с жадной поспешностью, щедро распахнулась подо мной. Исчез шум дождевых капель, исчезла тьма, исчез поскрипывающий тюфяк, вообще все исчезло. Были только мы, и больше ничего.

Самая дивная и невероятная ночь в моей жизни. Еще ни одна женщина не дарила меня таким всепоглощающим самозабвением, ни с одной не был я настолько неутомим, ни одна не впитала столько моей нежной ярости, выплеснув не менее яростную нежность в ответ.

А после мы лежали рядышком, держась за руки, переполненные друг другом и опустошенные, не нуждаясь в словах. Все уже было сказано молча, при посредстве осязания, которое неспособно фальшивить. Однако Янта вдруг заговорила вполголоса, отчетливо и сухо роняя фразы.

— Месакун, мне нужно тебе рассказать, что со мной случилось. Хотя, может, лучше промолчать. Но ты имеешь право знать про меня все.

— Хорошо, я слушаю тебя.

Немного помедлив, она продолжила.

— Месакун, я грязная тварь. Я ненавижу себя.

И снова сделала паузу. Ее истовое самобичевание казалось мне чуточку несерьезным. Я надеялся, что за всем этим кроется наивно раздутый сущий пустяк, что-нибудь вроде обыкновенной подростковой мастурбации и неотделимых от нее терзаний из-за собственной якобы уникальной, чудовищной порочности.

— Пожалуйста, не надо так…

— Я тебя недостойна.

— Да что ты такое говоришь, — изумился я.

— Ты просто не знаешь, — отрезала она. — Прости, придется тебе рассказать. Это случилось почти год назад. Поздно вечером я возвращалась от подруги. Та еще предлагала вызвать такси, но я отказалась. Погода была прекрасная, хотелось прогуляться пешком. До сих пор себя кляну за дурость.

Янта говорила отрывисто и быстро. Каждая фраза давалась ей почти с физическим усилием.

— Я уже почти дошла до дома. В парке навстречу мне попались двое. Типичные подонки. Пытались со мной заговорить, но я молча прошла мимо. Тогда они сзади схватили меня за волосы. Зажали рот… — она перевела дыхание, ее пальцы скрючились в моей ладони. — Месакун, они меня изнасиловали.

Так вот оно что. Меня ожгла вспышка бесплодной ярости. Дорого бы я дал, чтобы эти двое встретились на моем пути.

Повисло тяжкое беспросветное молчание. Лишь мириады дождевых капель мягко шелестели в ночи. Янта скрипнула зубами. Осторожно я разглаживал ее окостенелый от напряжения кулачок.

— Янта, милая…

— Что? — убитым голосом произнесла она.

— Даже не знаю, как сказать. Все в прошлом, понимаешь? Что бы ни было, это прошло. А мы здесь.

Мои слова прозвучали убого, я не знал толком, что сказать, как ее успокоить. Янта содрогнулась всем телом.

— Если бы ты только знал, как они надо мной куражились. Я укусила одного за руку. Тогда он сдавил мне пальцами щеки, раздвинул челюсти и, понимаешь… своим вонючим… я… я задыхалась…

— Прошу тебя, перестань. Не надо. Успокойся.

Меня корежила нестерпимая мука. Ярость, жалость, бессилие перед непоправимым прошлым, пронзительное сострадание, злоба на этот уродливый паскудный мир, все перемешалось и разом навалилось неподъемным грузом. Хотелось стрелять, бешено орать, на худой конец разбить кулак о стенку. Но я сдержался. Лежал и поглаживал ее взмокшую от пота ладонь.

— Только не бросай меня, — вдруг взмолилась она. — Я грязная, да, я бешеная и грязная, но я люблю тебя. Я скажу тебе правду, я думала, что никогда никому признаюсь, а тебя обманывать просто не могу. Месакун, когда меня насиловал второй, это было дико грязно, хотя мне уже стало все равно, и вдруг этот скот пробил меня насквозь, понимаешь, мерзкое неслыханное наслаждение, на секунду я сошла с ума, они накачали меня своей слизью и еще заставили саму кончить, впервые в жизни, господи, Месакун, какая грязь, прости меня, прости, я люблю тебя…

Она захлебнулась слезами и смолкла. Только теперь до меня окончательно дошло, какие мороки истязают Янту, откуда взялись ее навязчивые странности. Отдышавшись, она утерлась простыней, повернулась на бок лицом ко мне, заговорила почти спокойно.

— Ну вот, теперь ты знаешь. Я хотела убить себя. Но не хватило духу. Попросила дядюшку, он достал мне револьвер. Возил в лесочек, учил стрелять. Я всегда ношу его с собой. Я хотела бы встретить их еще раз, — и после затяжной паузы она с тревогой спросила. — О чем ты думаешь?

— Успокойся, — сказал я. — Все будет хорошо. Это пройдет, забудется. Успокойся.

— Правда? Ты правда так думаешь? Месакун, я хочу забыть. Я люблю тебя. После этого я вообще ни с кем не могла. Ты первый, понимаешь? — она крепко обхватила меня, приникла всем своим молодым, гибким, драгоценным телом. — Ты меня расколдовал. Оказалось, я могу иначе, я же думала…

Янта запнулась и умолкла.

— Что ты думала?

— Ох, какой же я была идиоткой. Ты изумительный. Ты страшно сильный. И еще ты настоящий. Неужели ты меня действительно любишь?

— Люблю.

— И у тебя нет ко мне отвращения? Ведь ты теперь знаешь…

— Перестань городить глупости, — резко вырвалось у меня, но я сразу осекся и добавил. — Больше не будем об этом, хорошо? Пусть это умрет.

— Я так хочу, чтобы это и вправду умерло, — прошептала она. — Ты ведь мне поможешь? Месакун, милый… Даже не верится, что ты такой. Не понимаю, как ты выжил до сих пор. Таких, как ты, этот мир просто убивает. Это как закон отбора. До чего же я счастлива, что тебя не убили.