Николай Полунин - Цербер

— Тою молодэжь та рокив на дэсять кзаду, — сказал водитель, не оборачиваясь, — о це было б дило…

— На десять мало. Тогда уж на полный четвертак, — сказал Михаил.

— Ничего, ничего, — продолжал водитель по-малороссийски, — дэсять рик тэж не дуже погано. Побачив бы ты, хлопчик, свии вертолеты.

— Я их, дядя, на войне вдоволь навидался, — резко ответил Михаил.

— Поезжай к Новорязанке, Василь Василич. А ты, — сказал Андрей Львович второму, — соединись, пусть готовят машину.

Тот сразу взялся за телефон.

— Я выполняю все ваши просьбы, Михаил. Вы, между прочим, молодец, хорошо держитесь. Ведь это я намеревался предложить вам сделку на моих условиях, а вы заставили меня уступить. Скажите хоть, почему в квартиру не пошли. Может быть, это было что-то такое… сверхчувственное? Еще раз повторяю: не стесняйтесь, с вами я готов поверить самым сумасшедшим версиям.

— А что там было? — спросил он, чтобы оттянуть время. Ему, в общем-то, было даже нелюбопытно.

— Еще одна мина. Только особого рода. Неизвестно на кого поставленная — на вас? на меня? Вас уже однажды хотели взорвать, вы в курсе? Я предотвратил.

— Зато потом прохлопали.

— Да. Виноват. И все-таки, что вас насторожило? Может быть, напугало?

— Я не испугался, — нехотя ответил он. — Просто увидел там некий предмет, с которым у меня связаны очень неприятные воспоминания. Прямо в центре стола. Не знаю, откуда он у вас взялся. Мне не захотелось входить туда, и я ушел. Ничего сверхчувственного.

— М-да. — Андрей Львович потер переносицу. — В центре стола, говорите… Так какой все-таки вы наметили маршрут? Я должен дать указания пилоту.

— Мы забираем Лену — надеюсь, она не слишком далеко — и летим за моими. Дальше я укажу на месте.

— Михаил, — задумчиво сказал Андрей Львович, — ведь я могу через два часа узнать все, о чем вы молчите сейчас. Сами же и скажете, и даже то, что не скажете, и то узнаю. Вы понимаете это, отдаете себе отчет?

Угроза прозвучала совершенно определенно, но Михаил заставил себя не поддаваться.

— Пока я не хочу этого делать, — сказал Андрей Львович. — Теперь моя очередь пока не хотеть. Черт меня знает, зачем я поступаю так. Может, оттого, что вы мне чем-то симпатичны. Мне интересно с вами, чувствуется перспектива. А вам?

Михаил, который ощущал нечто подобное, на всякий случай промолчал.

— Там не было никаких предметов, Михаил. Я обежал глазами всю комнату. У меня, надо сказать, цепкий взгляд, в свое время специально тренировался. На столе вообще ничего не лежало — чистая скатерть… нет-нет, Бог с вами, пусть будет так, как вы говорите, пройдет и это объяснение. Но с вашим маршрутом я категорически не согласен. Сперва заберем, как вы говорите, ваших, а уж потом направимся к Елене Евгеньевне. И никак иначе.

«Я бы на его месте поступил точно так же, — подумал Михаил. — Хитрец — «вы заставили уступить»!.. Значит, меня предупредили. Не так уж важно, в сущности, кто — ОНА или другие. Всем им я пока нужен живой. Верно — сам жив, вот и отслуживай. Вот я их и соберу. Сгоню мою отару. Это главное

Да, так. А на меня наплевать».

— Хорошо, — сказал он упавшим голосом. — Я подчиняюсь вам, Андрей. Когда нарушаются, ломаясь, границы между Мирами, живые сущности, выпавшие из своего круга, пытаются обрести себя в новом, ином, продолжиться там, а то и — как знать? — повторить путь, который уже прошли однажды.

Происходит то, чему не должно происходить, события и явления теряют смысл.

Уцелеть в столкновении Миров не может ни одна сущность, и уж тем более обитатели одного Мира не попадут в другой такими, какие они есть. Собственные законы Миров этого не допустят.

Проникают — осколки.

Осколок чужой сути может никак не проявиться на носителе своем в этом Мире, никак не изменить его и так и остаться ни для кого не заметным. А может сделать того, к кому попал, отличным от остальных. Самую чуточку — или очень значительно. Это может произойти даже до рождения обитателя Мира, которому суждено принять в себя чужой осколок, ибо Время — нечто гораздо более странное, чем мы думаем.

Никто, кроме Стража, не почует их, но и Страж учится этому не сразу.

Ему слишком многое надо забыть, а это нелегко.

Елена Евгеньевна не зажигала света, пока догорала долгая летняя заря. Стоя у окна выбранной ею спальни на втором этаже, она наблюдала, как заходит на посадку очередная слепящая двойная точка. Гул за сосновым лесом возник и оборвался.

Над ночной тишиной Месяц лег золотой…

Она уже ненавидела эту мелодию, что навязчиво крутилась в голове. Всему есть предел, и тоскливое одиночество рано или поздно перерастает в нечто иное.

Елена Евгеньевна невозмутимо и отрешенно посмотрела на стоящую над кроватью абстрактную безделушку в виде сцепленных керамических шариков разного цвета и величины. Шарики покрылись сетью трещин и рассыпались один за другим с негромким звуком. Она не стала подбирать осколки.

Персонала здесь действительно было две девушки, брюнетка Ната и шатенка Нюта. Обе выше Елены Евгеньевны на целую голову и с фигурами танцовщиц из эротического шоу. Елена-первая, очутившись между ними, тотчас сжалась и укуталась своими комплексами некрасивой толстой девочки-подростка, а Елена-вторая гордо вздернула точеный подбородок и распорядилась приготовить ей комнату с окнами на запад, потому что она так привыкла. Вот эту самую. И хотя бы душ, если нет ванны.

Девочки забегали, а она королевской поступью отправилась освежиться. Обслуга здесь оказалась на высоте.

Еще при даче — то есть при ее, Елены Евгеньевны, особе — имелся угрюмый мужчина, с которым она так и не познакомилась. Скорее всего просто охранник. Василича-младшего, кстати, не было. А также спортивный парень Артур, улыбчивый, с физиономией и очками под Джона Леннона, вызвавшийся показать территорию и вообще служить чичероне и собеседником. Они мило поболтали за легким ужином и после, прогуливаясь по дорожке вдоль ограды, усаженной флоксами и садовой гвоздикой.

Цветы удушающе пахли в жаре, а у Артура оказались глаза с двойным дном, и это вовсе не из-за очков.

— Вы вообще по образованию кто, Артур?

— По первому образованию я вообще психолог.

— Вот как? Такой молодой, и уже не одно образование?

Елена-вторая отпустила вожжи у первой, и та показывала светскость. Насколько ей это удавалось, конечно, в этих обстоятельствах.

— Уже не одно, хотя и молодой такой, вот так.

— Вы всегда будете так отвечать?

— Извините.

— Если вы психолог, развлеките меня чем-нибудь этаким. Какой-нибудь ваш фокус или трюк. Угадайте про меня. Или вот что, задайте мне тест. Обожаю тесты. У меня всегда получается не то, что на самом деле. Абракадабра. Ну, Артур?