Николай Полунин - Орфей

— Всех шпионов губят мелочи. Я не исключение.

— Вы просто неосторожны, Михаил Александрович. Например, ничего не стоило установить, с кого вы взяли внешность и имя, кого, так сказать, заместили среди людей. Правда, так до конца неясно, когда именно это произошло. Но я, например, абсолютно уверен, что в самую нашу первую встречу, у Ветрова, когда все закончилось так… — Невольно Марат Сергеевич посмотрел на свою черную руку. — Я уверен, что это уже были вы, а не тот Михаил Гордеев. Вместо него уже довольно давно — вы.

— Это имеет значение?

— По большому счету, нет. Но я бы не рекомендовал вам…

Гордеев еще раз просмотрел первую страничку. Инциденты с участием Хватова, рыжего тезки-Мишки, отмечены не были. В том числе и предпоследний, так на Мишку подействовавший, с упавшей елью, пробитой машиной и залитым кровью остывающим трупом, так похожим на настоящий, который нужно было быстро зарыть. Впрочем, в той могиле уже ничего нет. Но что Хватова пока не зацепили — хорошо. У Хватова сейчас очень ответственное поручение, и от стен Крольчатника, где в ближайшие несколько дней не понадобится, он снова летит сюда.

— Я привел вашу охрану в тихий ужас тем, что объявился прямо между ними, непосредственно рядом с входом от речки.

— Да уж знаю, доложили. В шоке. Теперь мне проблема, чтоб забыли. Я, Михаил Александрович, просьбу вашу выполню. Как всегда. И даже ничего не попрошу взамен.

— И это как всегда.

— Да. Я только надеюсь, что когда-нибудь…

— Марат Сергеевич, у меня есть еще одна просьба. Вы, конечно, следите за моими подопечными и предыстории знаете… Безусловно, на вашем месте я поступил бы точно так же. Уж если я ничего не открываю, то хоть по интересам моим. Так вот, меня очень интересует последний. Он проходил у вас пять лет назад, думаю, вы это уже выяснили.

— Сразу же. Его трудно было не вспомнить. Как вы его отыскали? Впрочем…

— Вот именно. Меня интересует, что конкретно с ним произошло. Чем был вызван срыв, если он был? Каким образом его решили отпустить? На каком уровне решение принималось? И самое главное, при каких обстоятельствах произошло.

— Вы подразумеваете…

— Да. Не подвергался ли он специальным воздействиям? Обработкам с целью частичного стирания, блокировки памяти. Сами понимаете, он тогда был личностью довольно известной, такие не исчезают бесследно. Такие — или громкое подставное убийство, или несчастный случай, или…

— Если так рассуждать, второе — гораздо легче. Особенно если учесть, в чем он был замешан.

— И все-таки он остался. Кстати, это не вы?..

Марат Сергеевич решительно покачал головой.

— Такие вещи решались без меня тогда. Он работал напрямую на заказчика. Михаил Александрович, а вы, ну, как бы это сказать… я не раз подмечал в наших с вами беседах, что вы способны непосредственно считывать информацию с субъекта…

— Потому и закрываетесь так тщательно? Не трудитесь, Бога ради, я же вижу, сколько это отнимает у вас сил. Я сейчас не лезу в вашу душу и мысли. А о нем, конечно, узнаю. Но мне нужен будет и ваш материал. Не верю, что он у вас не сохранился.

— Очень может быть, и не сохранился. — Видя, что гость встал, поднялся и Марат Сергеевич. — Уже уходите? Михаил Александрович, у меня, знаете ли, просьба и к вам. Вот посмотрите, пожалуйста, эти информации, нет, не сейчас, на досуге посмотрите, и если не затруднит, дайте свой комментарий. Это абсолютно не относится к нашим с вами, так сказать, текущим делам. Но хотя бы частично и совсем в другой области может Сверхсущество уважить стариковскую любознательность? Я начал собирать эти данные лет тридцать назад.

Провожая Гордеева по ступеням, Марат Сергеевич неудачно шагнул, хотел ухватиться рукой в черной перчатке за перила, она соскользнула с твердым деревянным стуком. Гордеев поддержал его. Тихо сказал, глядя в лицо в морщинах:

— Я не знаю, о чем вы хотели бы попросить меня, Марат Сергеевич. Кем вы, даже вы, информированный и весьма практический человек, меня иной раз считаете. За кого хотели бы принять в самых дальних, самых потаенных ваших мыслях. Не надо, уверяю вас. Того, о ком вы думаете, просто не существует, а я вашу невысказанную просьбу выполнить не могу. Не в моих это силах. Всего доброго, берегите себя.

И ушел прямо, здоровой молодой походкой, не сказав, когда его снова ждать. Наверное, скоро. «Ушел, чтобы снова умереть и снова возродиться. А я остался, — подумал Марат Сергеевич. — И умерев, никогда больше не воскресну. Перестану существовать. Совсем».

Прикрыв здоровой рукой глаза, он постоял так секунду. Обратно к столу вернулся собранным и готовым к новым схваткам. Каким был всегда. Теперь с немножко покалеченным телом, которое уже ни на что стоящее не заменишь, что бы там ни придумывали лучшие специалисты, но с ясным и изощренным умом. Со знаниями, доступными очень немногим. В стране, на планете, во всей истории этого — пусть будет, как хочет Гордеев — Мира. Он сказал Гордееву, что его не интересуют деньги и власть. Это так. Но он не назвал третьего — победы в схватке. Победы над другом или врагом, безразлично. В схватке существует только противник. После победы, если оба остаются живы, они могут быть даже друзьями. Но после схваток, в которых победы одерживал Марат Сергеевич, ему обычно не с кем было дружить. А схватка со Сверхсуществом… Да не такой уж он и «сверх». Что ж, модели противодействия, которые разрабатывал Марат Сергеевич, действительно спроектированы в виде усиливающихся каскадов…

— Асенька! — позвал он. Сказал, когда жена вошла: — Я в Москву. Собери мне одеться.

— Хоть пообедай. Не нравится мне этот Гордеев, ты после него сам не свой становишься. Руку приготовить?

— Асенька, я голодный злее.

Через десять минут, уже в костюме, несмотря на жару, в сорочке и при галстуке, Марат Сергеевич садился в машину, стоящую с парадной стороны дома, противоположной той, где на веранде он принимал Гордеева.

— Асенька, к двенадцати вечера я буду. — Шоферу (одному из парней-рыбачков): — В институт

Надо отдать должное, все посещения Гордеева имели свойство не фиксироваться никакой мыслимой аппаратурой, и на этот счет Марат Сергеевич был спокоен. На коленях у него лежала черная кожаная папка с замочком. Он достал из папки цилиндрик, несколько толще привычной батарейки, поддернул манжету на правой руке. Она уже была без перчатки. Отколупнул крышечку на запястье, вложил батарейку в гнездо. Пальцы правой руки шевельнулись, плотно обхватили папку. Рука медленно и как бы неохотно согнулась в локте.

— Значит, «Предсказатель» вам понадобился, господин Гордеев, — тихонько, почти неслышно пробормотал живой человек с мертвой рукой.

Две пули Марат Сергеевич получил год назад. Подвернулся больше по собственной вине, но, к несчастью, обе в суставы — в локоть и кисть. Инцидент произошел в доме… да нет, пожалуй, во дворце Романа Петровича Ветрова, одного из пятерых тогда сильнейших экстрасенсов на территории современной России. Марат Сергеевич в эту пятерку не входил, но во дворец был приглашен. Там впервые он познакомился с тем, кого принимал сегодня у себя на даче. Тогда между собой они звали его Гостем. Случилась глупость — охрана кого-то из тех пятерых вдруг стала палить почем зря. Ни с того ни с сего, без всякой видимой причины. Впрочем… Марат Сергеевич сейчас затруднялся сказать точно. У него, как и у всех присутствовавших, остались какие-то странные провалы в памяти. Никто, например, не мог вспомнить, что заставило их всех собраться тогда, чего в обычной жизни они избегали. Какое предложение они хотели сделать Гостю. Или предъявить требование? Или обратиться с просьбой? И еще произошло что-то. Огромное, грандиозное, разрушительное… Но Гостя уже не было с ними… Марат Сергеевич впал в шок от тяжелого ранения и дальше ничего не помнит. Но факт, что ничего не сохранили в памяти и остальные. Более того, их экстрасенсорные способности с того дня стали стремительно ухудшаться. Кто-то, кажется, даже попал в клинику с нервным расстройством. Марат Сергеевич, не сохранив руку, сохранил трезвый и острый разум. Он сразу зацепился за упоминание Гордеевым возможных блокировок памяти у того, кого доставили на «Объект-36» месяц назад. Конечно, это он помнил. Суть «Объекта», как и характеристики почти всех, кого Гордеев переправлял туда, оставались для Марата Сергеевича загадкой, которую, он был уверен, со временем разгадает. Теперь это время приближалось.