Николай Полунин - Орфей

Я посмотрел телевизор сквозь бокал. Сквозь вино телевизор можно терпеть. Пока ничего страшного со мной не происходило. Я поставил бокал у кресла, полез в портфель, вынул экземпляр романа. Министр обороны — это, конечно, не Понтий Пилат, но кое-что хотелось бы уточнить. Открыл затрещавший томик, и… и спустя два часа услышал, как Ежичка зовет:

— Э-эй! Вы собирались предлагать мне руку и сердце. Подкрепитесь сперва, а то дело серьезное, вдруг не сдюжите.

— Ты…

Она стояла передо мной прямо и просто. В ушах сверкали серьги, высокий воротник открывал шею. И руку протягивала. Подо мной пол поплыл, и это вовсе не от вина.

— Поцелуй меня, пока ты не начал насыщаться, как княжеский дружинник после охоты.

Я попытался заглянуть через ее плечо на накрытый стол.

— Если это случится, ты будешь виновата сама.

…Мы ели, мы пили. Мы разговаривали, мы молчали. Мы сидели за столом и на полу под немо переливающимся телевизором. Мы шептались, и хмельная Ежка целовала меня. И музыка текла из скрытых колонок. О цветущих каштанах над сиреневыми бульварами, о теплом дожде, о мягких фонарях, просвечивающих сквозь листву, о влюбленных. Обо всем моем Мире…

Банкротство приходит во времена изобилия. Я выпрямился, как от удара током.

длинная тоскливая трель словно с век забытой «станции» барышня-телефонистка не отпускаем желтой клеммы и досадует на неотзывчивый «нумер»

Женя поняла сразу, что это не просто так.

— Что с тобой? — резко и трезво спросила, приподнявшись.

Странно, но речью я полностью владел. Только чувствовал стремительное приближение… приближение… «наката»…

— Ни на что не обращай внимания. Если будет… будет звонить телефон, обязательно подними трубку. Понимаешь? Сама нику…

…Теперь уже все. По полной программе.

О, Эжени.

Лицо Марата Сергеевича Богомолова медленно вспухло, покрылось отвратительными зелено-черными пятнами и начало лопаться. Из горла вырвался жалкий сип. Тело дернулось, поползло с кресла на пол. Перевозчик, казалось, с интересом наблюдал, как разъезжаются стремительно мертвеющие покровы. Разлагающийся в буквальном смысле прямо на глазах труп был менее страшен, чем искусственная рука, которая то сжимала, то разжимала ридикюль на замочке.

Затем Перевозчик, или в данную минуту он был больше Гордеевым, убрал с большого круглого стола под абажуром вазу с васильками, снял скатерть и укрыл останки. Скатерть, где продолжал двигаться биопротез, поднималась и опадала. Он своего хозяина пережил. По комнате распространился тяжелый запах, но Гордеев форточки не открывал. Вечерело. Он смотрел сквозь стекло, покрытое капельками мороси. К дому подъехала большая длинная машина и еще две. Гордеев не стал дожидаться, пока из машин выйдут, а просто вернулся к столу и сел в кресло, которое занимал четверть часа назад.

Быстро вошел человек в светлом, не по погоде, костюме. У него были прямые волосы ежиком, ястребиный профиль. Михаилу было отчетливо заметно, когда он повел им туда-сюда, охватывая всю картину. Вообще стало как-то людно.

— Вот, — любезно указал Михаил на слабо шевелящуюся скатерть. — Вам открыть?

Ястребиный сделал шаг, приподнял бахромчатый край. Тонкий, как шрам, рот раздвинулся в улыбке. Михаил хорошо представлял себе, что ястребиный там наблюдал.

— Убрать! — негромко приказал двоим, что стояли наготове. Еще двое, тоже громоздкие, как шкафы, заняли пост по краям двери.

— Он не успел закончить, — задумчиво проговорил Михаил. — Жаль. Может быть, вы? — Он был очень спокоен.

С тою же быстротой во всех движениях ястребиный сел, закинул ногу на ногу, сцепил на колене пальцы в замок, прищурился.

— Как вам понравилось? — отрывисто спросил, подразумевая, по-видимому, унесенное тело.

— Отвратительно, — был невозмутимый ответ. — Вот не думал, что со стороны это выглядит так. И что вы это умеете.

— Ерунда. Программирование мозга на резкое ускорение индивидуального времени организма.

— Ого!

— Можно действовать через промежуточный носитель. Какая-нибудь жидкая среда. Обыкновенная водка.

— Да неужели?

— Алкоголь, повышая активность мозга, дает возможность заложить программу на очень высоком уровне. Специалистов несть числа, технологий — море. Боевое энергетическое воздействие. Лицензия Миноборонпрома.

— Вот не думал. Мне как-то ближе такое… сглаз, порча… Посконное.

— Не имеет значения. Можно и так называть. Если порча на смерть, активируются естественные процессы, приводящие к физическому уничтожению. Вплоть до ускоренного распада тканей. Ему много не понадобилось, а начальный импульс был очень силен. Он пил что-то?

Михаил молча указал на прозрачный кувшин с неизменным морсом.

— А до этого не знаю, я только вошел.

Ястребиный изобразил, что словам до конца поверить все-таки не может, хотя испытывает к собеседнику истинное почтение.

(Если бы здесь был Хватов, он тотчас узнал бы в мужчине с ястребиным профилем одного из троих присланных к Территории из Центра офицеров-фээсбэшников, что всяко разнюхивали, под ногами путались и выведать пытались, что Мишка тут делает и что тут вообще к чему-почему. Ястребиный из троих — тот, что больше молчал, а при имитации штурма сорвал с Мишки его заветную каскетку, и Мишка потом на аэродроме ему хо-орошо вкатил. Если бы здесь была Инна Старцева, она бы узнала человека в коричневой ветровке. Если бы был я, узнал бы своего внимательного хозяина в кабинете за замеленными окнами с решетками. Который меня про нравы на Территории расспрашивал.

А вот если бы у него, единственного из шестерых Присматривающих, не были размыты в моем сне-провидении о них черты лица, то я узнал бы в нем принятого Маратом Сергеевичем Богомоловым за соотечественника. Который его провожал на тропе, с которым обсуждали Гостя-инфильтранта, который обещал показать материалы о его — Гостя — предыдущем посещении. Он так и не показал.)

— Я в курсе, о чем вы не договорили с Богомоловым. Эти ваши условия, требования мне лично мало понятны. Хватов, остальные?.. Что они вам? Теперь, когда выявлен ваш…

— Скорее — ваш.

— Ну да. В любом случае предмет ваших обращений к Богомолову неактуален. Судьба всех посторонних решена. А вот о выявленном я хотел бы поговорить особо.

— Не вздумайте применять к нему ваши методы. Богомолов умер, оттого что тоже контактировал со мной?

— Разумеется. Но это только одна причина. За ним было много… лишнего. Например, он допустил, чтобы в девяносто четвертом был задействован…

— Продолжайте, ни к чему делать драматические паузы.

— Хорошо, тогда будем придерживаться псевдонима Певец. Потенциалы, сравнимые с потенциалом Певца, не имеют права быть применимы в решении мелких политических сиюминутных задач. Богомолов об этом забыл, за что поплатился. Решение о нем было вынесено уже тогда, но требовалось отследить развитие событий до логического конца. Он не заставил себя ждать очень долго. Прежде всего появились вы, а затем нездоровый интерес к вышедшему из консервации Певцу стали проявлять местные структуры. Вы знаете, что его пытались активизировать там, на «Объекте»? Это готово продолжиться здесь. Он сейчас в поле зрения. Зачем вы уничтожили «Объект»? Что прикажете делать с остальными вашими территориями?