Николай Полунин - Орфей

На миг осветился огромный, прорезанный морщинами лоб, очень глубоко сидящие злобные глазки, сморщенное лицо карлика. И исчезло. Массивный тяжело вздохнул.

— …(А чего духи хотят?)

-..!(Крови!)

— …(Перестань, Джазбо. Прибереги свой пыл для эстрады, для журналистов. Им будешь о крови говорить. Ты, кстати, порвал бумажки по одному доллару. И к тому же бутафорские. Микки-маус-мани. Я что, не знаю твоих фокусов? Ну-ка, прекрати. Что говорят духи о том, который сейчас смеется?)

Карлик поворчал, повозился. Ответил неохотно:

— …(Духи пока смотрят.)

— …(Пусть поменьше смотрят, побольше делают. Ну! Расшевели их!)

— …(Ты и так все видишь, ты смотришь сквозь стены. Не заставляй духов, они слабые здесь, вдали от своей земли. Сделай все сам.)

— …(Не серди меня, колдун! Делай, что тебе говорят.)

Пустота в углу сиденья совсем сжалась. В салоне повисла тишина, прерываемая редкими бормотаниями карлика. Михаилу в это время предлагалось уйти. То есть Перевозчику. Покинуть этот Мир. Окончательно и бесповоротно.

— …(Ну? Почему твои духи молчат?) Ворчание, возня. Перевозчик ощутил в доме прилив ворвавшихся в этот Мир энергий. Испуганный голос в машине;

— …(Нет! Духи говорят: «Нет»!)

— …(Почему? Чего они испугались?) — Невозмутимо.

— …(Духи говорят: «Уходите! Он гораздо сильнее нас! И вас! Уходите, — говорят духи, — он сделает бери-бери всем!» Он может, Джазбо понял. Духи предупреждали раньше. Уйдем.)

Массивная фигура повернулась. Долгим взглядом большой черный человек посмотрел на скорчившегося карлика. Проанализировал. Нет, этот страх не был поддельным, фальшивым, как разорванные банкноты. Однако черного человека интересовал происходящий за стенами разговор. Чем он закончится. Он хотел дослушать.

— …(Уйдем же, духи велят уходить. Нельзя ослушаться духов, они обидятся и больше не придут. Или рассердятся…)

— …(Замолчи. Молчи, если ничего не можешь. Пусть твои духи убираются. Они ни на что не годны.)

— …(Нет, они хорошие духи, просто он сильнее.) — Мелкий смешок. Блеснул ряд зубов, и в каждом — переливчатая искорка света. — …(Все равно тот, кого ты послал к нему, ничего не добьется. Можешь не ждать.)

Лопнуло одно из многих стеклышек в остеклении веранды. Разлетелось другое. Из машины увидеть было невозможно, так как эта стена выходила вбок. Перевозчик сказал о Присмотре за Присматривающими. Черный в машине покачал головой неодобрительно, но его толстые губы раздвинула улыбка.

Удар! Вспышка! Разлетелись все окна. Ошалелые телохранители вытащили из огня ястребиного в дымящемся костюме. Все три машины, не заботясь о вознесшемся в темноту пожаре, помчались прочь.

Внутренность дорогого лимузина наполнилась запахом гари. Присматривающий в светлом мотал головой, никак не приходя в себя окончательно. Чернокожий огромный человек, глядя на него, продолжал тихонько улыбаться.

— … - сказал Джазбо. (Духи вуду враждуют между собой, но на него никогда не осмелятся напасть. Он их брат.)…(Он может сделать бери-бери нам всем.) — повторил. — …(Если захочет.)

Из последнего разговора с Перевозчиком:

— Окончательно принятым может стать лишь тот, кто хотя бы в одном Мире отыскал ключевой кусочек и поставил его на место, где тому назначено быть. Вижу, ты относишься к этим моим словам без предвзятости. Это разумно. Свобода воли хороша до определенного предела.

— Многие захотят оспорить…

— Вопрос в том, кто определяет предел. Спорят, если способны вообразить себя на месте определяющего.

— Это очень мягко сказано — спорят.

— С этим уж ничего не поделаешь. Это предстоит выдерживать тебе одному… Певец.

— Костер догорает. Спустимся с высей. Зачем Перевозчику, если он уже принят, заботиться о равновесии в Мире, где его застало сообщение об этом? Альтруизм, насколько у меня создалось впечатление, в устройстве Миров не в чести.

— Ты напрасно пытаешься снова и снова меня поддразнивать. Привычка? Хочешь, чтобы я сказал о благородных мотивах? О долге своему бывшему Миру? Этим я уже переболел. Все проще гораздо. Очаровательная юная дама, с которой ты так и не познакомился, рассказала мне о том, что только будет. Я понял почти сразу и как мог уж подыграл. Опять-таки не для того, чтобы поддержать ее в ее заблуждении, а чтобы в моем собственном заблуждении уверились другие. Возможно, что этот маленький парадоксик стал следствием подаренного мною тебе лишнего дня. А то, очутившись заново в Мире, ты мог остаться совсем без опеки. Пусть такой тебе неприятной, как твои старые друзья. Натворил бы неизвестно чего.

— Никогда я не творил ничего особенного. Тих и послушен в повседневном кругу Примерный в быту и лояльный к властям

— Повторяю: до определенного предела. Не огорчайся. Это простимые слабости, я… Гордеев их тоже имел немало. Знаешь, когда он еще не был даже Стражем, а на тебя здешние только обратили первое внимание, ваши сущности впервые совместились, и ему была открыта часть твоего путешествия за Реку. Он увидел только половину и не смог понять, разумеется, и десятой доли. Но ощущение своей причастности вынес. Да и с тобою на Реке мы виделись. У Пристани с отправляющейся Ладьей.

— По-моему, я чувствовал что-то такое с самого начала. Не знаю.

— Костер догорает. От человека, что сидит и разговаривает с тобой, скоро уже ничего не останется. Рассуждая по букве законов Миров, тем, что выполнил твое требование, я законы Миров нарушил. Но чего не сделаешь ради…

— Лицемерие не красит никого, даже Перевозчика. Законы Миров непреложны, и если что-то сделано, то сделано не против них.

— Ты усвоил. Конечно, впрямую я ничего не нарушал. Да это и немыслимо. Хотя чужое в твоем Мире осталось. Не морщись, это так. Каждый из них носит в себе частицы, нравится это тебе или нет. Но с другой стороны, определять и устранять чужаков — это дело Стража, а его в этом Мире больше нет. Поддерживать равновесие в Мирах — работа Перевозчика, но и он сейчас уйдет. Ключ к стабильности Мира найден в самом Мире, и необходимость в Перевозчике здесь отпала. Следовательно, законы Миров не нарушены, а лишь немного… обойдены. Можешь считать сделанное моей любезностью.

— Люди, которых оставили жить из любезности…

— Ну, ты хватил! А разве не бывает так? В этом Мире? Сплошь и рядом. Ты просто недостаточно повзрослел за Рекой, Певец.

— Михаил, а что ты искал на Той стороне вместе со мною? Я ведь постоянно ощущал твое присутствие и тревожный поиск. Даже когда Друг ушел из Тоннеля с половины пути. Что ты так искал? Кого? Не отвечай, если не хочешь.

Он поворошил угли. Кем он был сейчас больше — Перевозчиком Миров, Магистром, которому подвластно все и даже Время, или — человеком моего Мира, одним из просто живущих, которому судьба уготовила не просто узнать, а вмешиваться в жизнь Миров иных, живущим непредставимых? Не очень-то она бывает добрая, эта Ее Величество Судьба.