Алекс Орлов - Охотники за головами

В его трудах все эти пугающие процессы имели вид стройных формул, совершенно не страшных и очень даже привлекательных. А теперь перед доктором Фонтеном была сама стихия, которая прямо сейчас рвала на себе путы вечного холода.

— Сэр, мы теряем время… — напомнил Браун.

— Да-да, конечно, — опомнился Фонтен и шагнул к капсулам. Он совсем забыл, что посещение криобокса вело к нарушению и без того хрупкого равновесия и сейчас системы охлаждения работали в форсированном режиме.

Вот объект «номер-2». Он ведет себя лучше других, но в тексте древнего заклинания сказано, что он самый старый и его коварство не сравнимо ни с чем.

А здесь покоится «номер 3». О нем в тексте сказано, что он иссушает мир смрадным поветрием.

«Номер 1». Он страшен своим огнем, но может быть умилостивлен жертвой.

«Интересно, какой?» — подумал Фонтен.

А вот и самый «буйный» — «номер 4». Он самый нетерпеливый, как говорится в заклятии, и самый молодой. Он не ведает никаких ограничений, норм и правил. Он неистов и готов покорить весь мир.

«Выходит, текст заклятия не так уж и бессодержателен. Он, скорее, инструкция, чем просто художественное описание…» — начало доходить до Фонтена. Он подошел к «номеру 4» и нагнулся над верхней прозрачной панелью капсулы.

Там, за струящимися потоками ледяных кристаллов, едва проглядывались очертания объекта. Но он излучал невидимый ужас, который внезапно ощутил на себе доктор Фонтен.

«Что я наделал! Что я наделал! Безумец!»

Воображение доктора нарисовало яркие картины, пришедшие к нему откуда-то извне. В этом Фонтен был абсолютно уверен. Столь подробные образы нельзя представить. Их можно было только вспомнить.

Доктор видел столкновения огромных армий, бронированных чудовищ, ползущих по земле и извергающих страшный огонь. Тысячи космических судов, словно стаи саранчи, сносящие с лица земли все живое и оставляющие после себя лишь спекшуюся, покрытую шрамами поверхность,

«Безумец… Я — безумец…»

Фонтен усилием воли заставил себя оторваться от созерцания неясных контуров обитателя капсулы. И хотя в боксе было всего два градуса по Кельвину — два маленьких шага, отделяющих от абсолютного ледяного покоя, Фонтену стало жарко. Жарко после тех картин, что он увидел.

— Уходим, сэр? — просил старший инженер.

— Да, Браун, уходим…

Оказавшись в своем кабинете на привычном месте, Луи Фонтен с некоторой неловкостью вспоминал захлестнувшие его при посещении криобокса эмоции,

«Надо же, какая дрянь лезет в голову. И чего только я сам себе не нафантазировал?!» — удивлялся доктор

— Фредди, найдите мне текст этого заклятия.

— Заклятия могилы Циркуса? — переспросил помощник.

— Ну да, — поморщился доктор. Он не любил, когда говорили о покойном Циркусе. Он предпочитал, когда могилу называли «местом первичного хранения».

— Вам нужен оригинал, сэр? Или сойдет копия?

— Копия мне не нужна. Копия есть у меня в компьютере. Мне нужен именно тот пожелтевший папирус или как его там называют археологи…

Руцбанн вышел в приемную и через несколько минут вернулся с заламинированным в пластик документом.

Доктор Фонтен нетерпеливо выхватил из рук помощника заклятие и сразу впился в него глазами. Он интуитивно чувствовал, что выход может быть найден только в этом тексте.

«Ага, вот: „…металл приводит их в ярость напоминанием о войне…“ Вот она — главная фраза!»

— Руцбанн, немедленно ко мне капитана корабля! Я нашел ответ на наш вопрос!

— Да, сэр! — обрадовался помощник и пулей выскочил из кабинета.

«Итак, металл напоминает им о войне… — Доктор поудобнее развалился в кресле и вытянул ноги. — Металл напоминает о войне… А я, идиот, держу их на корабле рядом с металлической массой в восемь тысяч тонн. Понятно, что объекты нестабильны».

Через минуту вернулся Руцбанн, а с ним и запыхавшиеся капитан «геркулеса» Шиман, полицейский бригадир Хаско и старший инженер Браун.

Доктор отметил, что Руцбанн проявил разумную инициативу и пригласил всех, кто мог понадобиться.

— Господа, кажется, я нашел решение нашей проблемы. Объекты не выносят близости металла…

— О! — вырвалось у старшего инженера.

— Именно так, Браун. Поэтому нужно срочно выгружать их.

— Но хранилище еще не готово, сэр, — возразил бригадир Хаско.

— Не имеет значения. Браун, вспомните, какая температура была в «месте первичного хранения»?

— Всего лишь минус два по Цельсию…

— Вот то-то и оно. А сколько могут дать ваши переносные установки?

— До минус восьмидесяти по Цельсию.

— Вот вам и выход. Хаско, обеспечьте порядок и секретность.

— Есть, сэр!

— Капитан Шиман, выделите людей для разгрузки, а вы, Браун, разворачивайте мобильные криокомплексы.

— Но как решить вопрос с намораживанием, сэр?

— Это тоже просто. Капитан, у вас есть герметичные спасательные домики?

— Как и положено, сэр, в расчете на весь экипаж, — доложил капитан Шиман.

— Вот и отлично. Возьмете у капитана четыре домика, Браун. Еще вопросы, господа? Вопросов не было.

— Тогда приступайте — время не ждет. Когда подчиненные ушли, Руцбанн развел руками и елейным голосом произнес:

— Не знаю, что бы мы делали без доктора Фонтена…

— Это лесть, Руцбанн? — самодовольно улыбаясь, спросил доктор.

— Какая же лесть, сэр? Истинная правда…

Час назад людям капитана Локвуда доставили горячий обед. После двенадцати часов в оцеплении это было очень важно. До этого десантники имели возможность есть только калорийные галеты. Да и те пополам с песком, а для горячего обеда был предоставлен небольшой фургончик, где можно было посидеть на стульях и даже снять шлем.

Настоящий суп в пластмассовых тарелочках солдаты восприняли как заказ из дорогого ресторана, хотя у себя на десантном транспорте получали такие обеды каждый день.

Чтобы не нарушать оцепление, солдаты обедали повзводно. И только когда последний десантник вернулся в цепь, дошла очередь до капитана Локвуда и его лейтенантов.

За стенами фургончика продолжала бесноваться песчаная буря, а внутри было тихо и тепло. Выходить обратно на ветер никому не хотелось, но Локвуд обязан был подать личный пример.

— Ну вы тут посидите еще пять минут, а потом отправляйтесь к взводам, — распорядился он и, вздохнув, первым покинул фургон.

Солдаты снова стояли в оцеплении. Ветер постепенно наметал возле их ног высокие кучи песка, и тогда неподвижно стоявшие фигуры оживали. Они утаптывали песок толстыми подошвами и снова впадали в оцепенение.

«Приспособились», — подумал Локвуд.

Судя по тому, что прожектора на строительной площадке светили уже не так ярко, он понял, что наступил день. Неожиданно капитан вспомнил про пастуха, который теперь был уже далеко отсюда.