Андрей Левицкий - Сага смерти. Мгла

Алекс живо повернулся к ней и спросил:

– У тебя и брат есть? Тоже сталкер?

Рыжая не ответила, отвернулась и шагнула прочь от него.

Когда холм достиг высокого дерева, «морда» его вмялась, будто губа. Ствол наклонился, затрещал, холм замедлил ход – и рывком сдвинулся дальше. Дерево упало, крона задрожала, когда нижняя часть вместе с вывороченными корнями оказалась под земляным горбом.

– Глядите, вон там впереди, – сказал Алекс. – Это там, случаем, не…

На земле перед холмом темнело пятно шириной шагов десять.

– О чем вы? – спросил Кирилл, и я пояснил:

– Похоже на аномалию «огненная лужа». И холм его не замечает, уже совсем близко подполз.

В этот момент ползучий холм добрался до пятна.

Основание мшистого земляного горба наползло на темный круг. Холм вздрогнул, будто в последний миг ощутил что-то, и начал останавливаться, но не мог сделать это быстро и по инерции полз дальше.

Круглое пятно стало темнее.

– Сейчас полыхнет, – сказал Болотник. Крошечные сине-зеленые язычки пламени вырвались из земли. Вспузырилась, захлюпала болотная жижа, холм колыхнулся, как желе на тарелке, дерево на вершине затряслось. Огонь стал красным, загудел и рванулся кверху, облизывая мохнатые бока.

И тут холм подскочил. Я не поверил своим глазам – здоровенный горб подпрыгнул на полметра и тяжело упал; вершина вмялась, бока колыхнулись – будто это был мех с водой.

Аномалия под названием «огненная лужа» заработала в полную силу, фонтан пламени ударил в небо.

Если бы холм угодил на ее середину – прожгло бы насквозь, но он каким-то образом смог понять, что происходит, и подался вбок. Завеса пламени встала вокруг аномалии, раскаленный воздух колебался, волна жара поползла во все стороны, даже мы ощутили ее. Деревце на вершине вспыхнуло, как факел. Содрогаясь, холм полз в глубь берега, а аномалия жгла его. Мох выгорел, бока украсились темными подпалинами.

Скорость его уменьшилась, должно быть, жар повредил что-то внутри. Обгоревшие склоны казались лысыми, темная земля – натянутой и сухой, будто кожа больного человека. Черные комья сыпались с нее, она трескалась, тяжело вздымалась и опадала – холм дышал.

Огненная лужа погасла, языки пламени исчезли, раскаленный фонтан втянулся в землю. Плот быстро плыл дальше, а холм тащился прочь от реки. Вдруг целый пласт земли на его боку с шелестом сполз, обнажив лиловую плоть, мутно-прозрачную, влажную, похожую на огромного моллюска.

– Это что такое? – спросил я. – Болотник!

– Вижу, – откликнулся он. – Понятия не имею, что там у них внутри.

Я так и не смог разглядеть, что скрывается под земляной коркой: нас вынесло на стремнину. Плот закачался, мы присели, а затем поворот берега скрыл аномалию и ползучий холм, лишь вершина с догорающим деревом еще некоторое время маячила вдалеке.

Когда я вернулся к навесу, Анчар неподвижно лежал на боку, вперив взгляд в окаймляющие реку заросли. Хохолок устроился между ящиков и хрустел сухарями, Катя села у бочонка, баюкая сломанную руку, Кирилл с Алексом встали на передке, а Болотник принялся разматывать волчью лозу.

– Болотник, сколько нам еще плыть? – спросил я.

– В Грязевое озеро попадем поздно ночью, – ответил он. Небо потемнело, стало холоднее. Анчар вновь улегся на спину, закрыл глаз и, кажется, заснул. Подойдя ко мне, Алекс негромко сказал:

– Слышь, напарничек… Давай назад отойдем, хочу тебе кой-чего показать.

«Кой-чего» оказалось свертком листьев зеленухи, который он достал из кармана на бедре. Мы сели по-турецки, Алекс положил сверток между нами и развернул. Я нагнулся, разглядывая круглую зеленоватую штуку, похожую на шляпку гриба, с розоватой бородавкой в центре. Перевел взгляд на Алекса, спросил:

– Ну и что это?

– Артефакт, думаю. Никаких воспоминаний у тебя не возникает?

Я прищурился, осторожно коснулся «гриба», скользнул пальцами по гладкому боку.

– Вызывает. Но… нет, точно раньше я это видел где-то. Кажется, даже в руках держал. Откуда ты его взял?

– Когда мы в той комнате в себя пришли, этот сверток на полу валялся. А у меня молния на кармане была вырвана с мясом почти, так я и решил – рыжая ведь говорила, мы дергались, как припадочные, вот я за что-то зацепил ее, порвал, артефакт выпал. А теперь думаю – помнишь, там контейнер небольшой в углу лежал? Может, артефакт не у меня из кармана, а из того контейнера выпал? Но у кого из нас контейнер был?

Я еще раз осмотрел артефакт, осторожно завернул в листья, поднял, взвесил на ладони, прикрыв глаза, и сказал:

– По-моему, держал я эту штуку уже. Что-то такое в голове…

В голове и вправду будто клубилось что-то. Смутные, обрывочные воспоминания – очень большое помещение, серое, я почему-то вижу его сверху, внизу бродят фигуры, а вокруг – паутина. Нет, не та, которой плюются болотные ведьмы, а сине-зеленая воздушная паутина. Это было мучительно, я даже оскалился, пытаясь вспомнить что-то более подробно.

– Эк тебя перекосило, братишка, – посочувствовал Алекс. – Ладно, возьми пока артефакт себе, вдруг еще чего припомнишь. Только я еще одно хочу сказать. Помнишь, как в овраге Болотник нам те таблетки раздал, чтоб в голове поменьше мутилось? Так вот я когда ее взял, так мне почудилось, будто артефакт этот у меня в штанине дернулся. Задрожал как бы, навроде почувствовал что-то. Ну, таблетка ведь из артефактов была сделана? Вот он вроде как на что-то в ней отреагировал, так я потом уже решил, когда припомнил все это. Ладно, поспать надо.

Он встал, я тоже поднялся. У меня на бедре был такой же, как у Алекса, карман, только с целой молнией, и я положил артефакт туда. Мы вернулись к навесу. Запустив руку в ящик с сухарями, я сказал:

– Будем по очереди караулить. Болотник, слышишь? Один дежурит, остальные спят.

Хохолок буркнул:

– Первый послежу, чтоб все тихо.

– Ладно, – согласился я. – Потом Кирилла разбудишь. Кирилл! За тобой Болотник, потом Катя…

Спать не буду, – сказал следопыт. – Почти не сплю. Да и мину надо сделать. Кирилл, разбудишь женщину после себя.

Сухари оказались твердыми, как галька. Кое-как разжевав пару штук, я запил их водой и первым влез под навес. Лежащий на спине Анчар не шевельнулся, когда я лег рядом, мне даже показалось, что Командор умер, – но нет, грудь едва заметно вздымалась. То ли спит, то ли в забытьи. Что все-таки с ним происходит? Встав на колени, я осторожно обхватил пальцами механический глаз и замер. Анчар лежал не шевелясь. Я сдвинул одно из серебристых колец – в глазу тихо щелкнуло, – потом другое. Механизм едва слышно застрекотал и смолк. Правый глаз командора был закрыт, сиплое дыхание вырывалось из груди. Я сдвинул пальцы ниже, ухватил цилиндрик у самого основания, там, где его окружала каемка припухшей розоватой кожи, еще раз посмотрел на застывшее лицо Анчара – и потянул.