Михаил Зайцев - Жесткий контакт

– Шаман! – Псих попытался вскочить, но сдуру загрузил травмированную ногу и повалился на колени. – Шаман! Падлой буду, бредил я во сне! Никакой Люси не знаю! Гадом буду!..

– Уймись, Псих! Успокойся! Я тебя не брошу...

– Обзовись!

– О, черт. Смешные вы, блатные. Ей-богу, смешные... Честное пионерское, не брошу. Доволен?

– Шаман... – Глаза Психа увлажнились, губы скривились. Вид зэка, готового вот-вот расплакаться, был трогателен и жалок. – Шаман, друган! Пидором буду! Мамой клянусь! Спасешь меня, не пожалеешь! Отслужу собакой! В «шестерки» к тебе пойду... – Ой, ну вот только слез не нужно, ладно?! В «шестерки» он ко мне пойдет, видали? Ха! Давай для начала докуда-нибудь дойдем, доковыляем, а после будем считаться. О'кей?

– Не бросишь меня?..

– Нет! Хотя и стоило бы. Хорош ныть. Сейчас больно будет. Пощупаю кость, ежели перелом – постараюсь вправить. Наложим тебе шину из... придумаем, чем зафиксировать стопу, забинтуем ее, и похромаешь дальше, опираясь на меч, как на палку. Понял?

– Падлой буду, я для тебя, друган, чего хочешь...

– Хватит лирики! Стисни зубы и терпи, не мешай костоправу работать.

Часа через два они снова шагали по шпалам. К счастью, перелома у Психа не было, всего лишь вывих, правда, сильный. Конечно, темп передвижения отличался от прежнего, но все же они продолжали идти. Кое-как Псих приноровился наступать на лишившуюся сапога, перебинтованную портянкой стопу, худо-бедно, но ковыль-ковыль-ковылял. И даже разговаривал при этом.

– Слышь, Шаман, чой-то долго, это самое, тундра кругом...

– Хы! Ну и сказанул ты, приятель, – «тундра»! Тундра совершенно другая, она живая, а вокруг мертвое поле. Такое впечатление, что лес выгорел дотла, до корней, лет несколько назад, и едва-едва землица очухалась, травкой проросла. Загадка – почему шпалы и рельсы сохранились? Вопрос – почему столько дней идем и ни одного товарняка? Да и на предмет выгоревшего леса я погорячился. С чистым полем вокруг тоже загадка. Не бывает таких равнин, от горизонта до горизонта. Не должно быть.

– Шаман, а ты ваще кто?

– В каком смысле?

– Ну-у, ва-ще. Ну, это самое, раньше, до того, как тебя мусора замели, ты кем был? На что жил?

– Удивляюсь я тебе, землячок приблатненный. Насколько знаю, по вашим воровским законам западло уподобляться прокурору и копаться в чужих биографиях...

– Это самое, прощенья просим, если...

– Да ладно! Брось извиняться. Путешественник я.

– Чаво?

– Ни «чаво», а «кто». Путешественник.

– Стебаешься?

– Ни фига. Честно – путешественник. Когда-то, очень давно, я учился в университете. Потом... Неважно, что потом. Взрослел, умнел. Работал... Кем я только не работал. Инструктором по выживанию, переводчиком... ха, народным целителем... В конце концов стал путешественником.

– А как это? Ну, это самое – работать путешественником? Разве ж этим зарабатывают?

– Не веришь? Зря! Я правду говорю. Работа как работа. Ищешь спонсора, лучше западного, заключаешь контракт, и вперед! Ножками на Северный полюс в одиночку, с лейблом какой-нибудь фирмы на спине, в «зимних» кроссовках другой фирмы на ногах, с радиостанцией третьей фирмы... Или пилишь через Сахару, опять же в гордом одиночестве, на фирменной, специально под тебя собранной тачке. Или на яхте...

Шаман замолчал. Остановился. Вскинул руку, жестом прося молчания у разинувшего было рот Психа. Прикрыв глаза и вытянув шею, Шаман прислушался. И ничего особенного не услышал. Показалось? Шаман присел, приложил ухо к ржавому рельсу.

– Спокойно, Псих. Без паники. Железная дорога ожила.

– Чаво?..

– Чавокалку захлопни и хромай давай, вниз с насыпи. Едет что-то и, естественно, кто-то по железке. Понял?

– Паровоз?

– Кабы я знал...

– Это самое, а где ж мы сховаемся?

– Хороший вопрос! Забыл нашу легенду?

– Не-е! Помню! Мы, это самое, бичи мы...

– И все! И больше ни слова, ни звука! Мы – вольнонаемные. К кому нанялись, зачем, отчего вооружены, откуда одежда – молчок. По мере развития беседы соврем чего-нибудь, если... Если, конечно, нас сразу же не начнут убивать.

Они спустились с насыпи и присели на покрытую редкой травкой землю. Так, как будто давно сидят, как будто так и надо. Из рюкзака Психа достали сухие полешки, мол, костерок собираются запалить. Псих вытянул, выставил напоказ перебинтованную ногу, рядышком, в зоне досягаемости, пристроил оба арбалета. А оба меча воткнули в землю рядом с Шаманом. Ежели чего – Псих будет стрелять, Шаман – драться. Но первое впечатление они должны производить безобидное, и посему кореша загодя заставили свои лица улыбаться, а тела непринужденно расслабиться.

Они успели выстроить мизансцену «охотники на привале» за несколько минут до появления темного пятнышка на горизонте, там, где рельсы сливаются в одну тонкую линию и пунктир шпал совершенно не просматривается. Пятнышко лениво росло, приобретая четкие, правильные очертания. До пятнышка, которое уже и «пятнышком»-то не назовешь, оставалось с километр, когда стало окончательно ясно – по рельсам движется дрезина на ручном ходу. Три человеческие фигуры теснятся на платформе дрезины. Кроме людей, на дрезине присутствовали вполне прозаические тюки и баулы – стандартная поклажа челноков с вещевых рынков. Люди одеты, хвала богам, не в камуфляж, скорее, в одежды туристов-пешеходов. Куртки-ветровки из грубой, толстой ткани с капюшонами, такие же штаны. Ботинки-говнодавы. Под куртками неопределенного цвета рубахи. На голове у одного – засаленная кепка. Вот уже и кепку можно детально и отчетливо рассмотреть, и все остальное. Трое на дрезине как на ладони. Двое небритых суровых мужиков лет сорока (в кепке и без) и один – на десять годочков помоложе, в очках.

Шаман помахал рукой странникам на дрезине. Железнодорожный агрегат замедлил ход. Черт его знает, как эта дрезина тормозит, однако она тормозила. Троица на платформе глядела во все глаза на пару возле железной дороги. И была в этом какая-то смущающая Шамана неправильность. Трое мужиков не переговаривались друг с дружкой, не прятали руки в карманах, где, по идее, могло лежать оружие, ведь безоружным да в чистом поле любой маленький коллектив просто обязан чувствовать себя неуютно. Но трое мужиков не цеплялись за что бы то ни было, напоминающее оружие. Смотрели, и все. Сурово. Исподлобья.

Дрезина остановилась. Мужики постарше не шелохнулись, очкарик спрыгнул на насыпь и выжидательно уперся взглядом в улыбающееся лицо Шамана, не удостоив особым вниманием ни Психа, ни арбалеты, ни торчащие из земли мечи.

– Привет. – Шаман не спеша поднялся на ноги.

Очкарик молчал.

– Привет, говорю. – Шаман небрежно бедром толкнул сначала один меч, затем другой. Мечи упали на землю. Шаман развел в сторону безоружные руки, покосился на Психа, сделал приставной шаг, заслонив сидячего товарища спиной, а точнее – заслонив Очкарика от возможного выстрела из арбалета. Контакт развивался совершенно не так, как предполагал Шаман, и бывший профессиональный путешественник импровизировал, пытаясь вписаться в непонятную ситуацию.