Виктор Точинов - Новая инквизиция

Только сейчас стали до конца понятны слова Юзефа о царе Ироде и младенцах Вифлеема… Иисуса в тенятничестве обер-инквизитор не обвинял.

Потом Лесник вспомнил о Хачатрянах и слабо улыбнулся – впервые за несколько часов. Смешно получится, если… Если и младенец, и Сусанна останутся живы, подумал он мрачно. Потому что самая короткая ночь – сегодня. Двадцать второе июня. Летнее солнцестояние…

Лесник посмотрел на верхнюю из вырезок – три десятка строк, ни конца, ни начала, на полях карандашом подписано «Астр, журнал, N11». Господа звездочёты извещали о вспышке сверхновой в созвездии Льва, сообщали длинный номер звезды, характеристики… Ага! Вот оно… Первыми вспышку засекли астрономы Пулковской обсерватории… Гора над Новым Вифлеемом… Дальше говорилось об уменьшении яркости вспышки, о том, когда она угаснет до седьмой звёздной величины и станет неразличима глазом – названная цифра стыковалась с пятьсот тридцатью семью днями из пророчества с точностью до двух недель.

Понятно. Юзеф человек неверующий. Ни во что, и особенно в совпадения. Так, что там дальше…

Что дальше, Лесник посмотреть не успел.

Началось.

Сначала погас свет.

Не щёлкали выключатели и не вылетали пробки; лампы не перегорали со вспышкой и не взрывались с грохотом. Просто перестали гореть – в ординаторской, и рядом, в холле – из дальних помещений роддома свет долетал.

Томительно-долгую секунду было темно. Затем сработали фотоэлементы, включилось аварийное освещение. И тут же попыталось погаснуть, или его попытались погасить, – тусклые лампы мигнули, вновь вспыхнули, но горели теперь вполнакала. Хватило их секунд на пять-шесть – погасли одна за одной.

Не то чтобы настала кромешная, глаз выколи, тьма – с улицы просачивался серый сумрак. Двое из присутствующих обладали ночным зрением (Лесник даже подозревал, что трое), а близнецы синхронными движениями надели приборы ночного видения…

Не происходило ничего.

Никто не врывался, паля во все стороны или сотрясая воздух каратистскими воплями. Никто не пытался начать пси-атаку или, не мудрствуя лукаво, хотя бы зашвырнуть гранату в ординаторскую. Случившееся можно было счесть за простую неполадку с проводкой, если не знать, как устроено аварийное освещение…

Послышался голос из холла (двое бойцов не подавали там признаков жизни). Звучный, громкий голос, но звучащий как-то не совсем уверенно:

– Ну что, отцы? Кто тут у вас самый главный? Потолковать надо бы…

Голос был знакомым.

Через порог шагнул человек. Невысокий, узкоплечий, с коротко, почти под ноль, остриженной головой. Копыто. Менеджер, «фторый нумер», тенятник.

Якобы мёртвый тенятник…

Юзеф отреагировал странно.

Мало того, что не подал сигнала к атаке, – Лесника (насколько он смог разобрать ночным зрением) удивило выражение лица обер-инквизитора. Брезгливо-недовольное и разочарованное. Как у рыбака, вытащившего заброшенную на сома удочку, и обнаружившего на крючке пескаря, нагло уплетающего приманку…

Дальнейшее явственно отдавало фарсом.

– Главный тут я, – сказал Юзеф казённым голосом. – Но для визитов не время. Обращайтесь в приёмные часы в порядке очереди.

Лесник не понимал ничего. Стоял, держа Копыто под прицелом четырех стволов СПП. Диана «Генц» не подняла, лишь придвинулась к Леснику – ушла с директрисы близнецов, вскинувших свои пушки.

Копыто тоже показался сбитым с толку:

– Я что-то не сильно понял, отцы. Читал я ваши инструкции: «…и поклонились ему сильные, и стали рабами его, и убили жён, и убили младенцев…» Вы знаете, кто я? Надеюсь, знаете. Будем проще. Поклонения я не требую, но жёсткую зачистку этой богадельни мы сейчас проведём…

Лесник почувствовал, как виски его легонько покалывает… Аккуратно так начинает давить. Как сутки назад в морге.

Юзеф вытащил маузер, ныне снабжённый глушителем. Вытащил демонстративным движением, медленно. Но выстрелил очень быстро. Полутьму и тишину прорезала серия хлопков. Всполохов пламени не было. Десять выстрелов. Вся обойма.

Копыто стоял, как стоял – на вид. Движения его, если и были, оказались слишком быстры для глаза. На одежде – ни капли крови, вообще никакого следа. Следы появились за спиной гипера – рваные дыры в штукатурке.

– Извините, молодой человек, – сказал Юзеф. – Не удержался. Никогда не видел гипера в действии… К тому же когда мы встречались последний раз, вы были… хм… в несколько усохшем состоянии. Хотелось убедиться, что и на этот раз не подделка…

Чувство абсурдности происходящего усиливалось.

В голосе Копыта зазвучала злоба:

– Убедился? Ещё верительные грамоты нужны? Тогда я тебе тоже кое-что покажу, старый козёл. Долго помнить будешь, всю оставшуюся жизнь. Минут десять.

Он шагнул вбок, не отрывая глаз от Юзефа. Протянул руку не глядя, быстрым, на грани восприятия, движением. Протянул к Диане…

И все стало не так. По крайней мере для Лесника.

Вокруг потемнело. Или не вокруг, а в его глазах. Давление на виски исчезло. Тело пронизывало странное ощущение, похожее на вибрацию – очень быструю, когда её уже не воспринимаешь, как поток колебаний, – а как что-то неприятное, проникающее во все самые потаённые закоулки организма… Одновременно появилось чувство, возникающее в быстро опускающемся, почти падающем, лифте – но без ощущения невесомой лёгкости, порождаемой таким падением. Лесник мимолётно удивился. Вестибулярный аппарат у него всегда работал идеально…

А ещё – что-то случилось с окружающими – так показалось Леснику. Рука Копыта тянулась к горлу Дианы-Маши. Но – медленно, очень медленно, ползла сквозь воздух, как сквозь тягучий клей – ладонь неспешно повернулась, пальцы начали расходится для захвата…

Диана оттолкнула руку.

Обычным движением, отнюдь не заторможенным.

Одновременно зажёгся свет.

Освещение вспыхнуло – и основное, и аварийное. Впрочем, последнее через секунду погасло, фотоэлементы вновь сработали надёжно. Из холла послышались голоса бойцов – причём на слух казалось, что они за несколько секунд умудрились дойти до последней стадии опьянения…

Болезненные ощущения Лесника никуда не делись, разве что чуть ослабли. А может, он просто притерпелся.

С обер-инквизитором тоже что-то было не так. Лесник едва узнал его голос – голос смертельно больного, чуть не умирающего человека. Но тяжело падающие слова, с большими, чем обычно, паузами, – могли принадлежать исключительно Юзефу:

– Ну и что… что ты мне можешь показать… кроме мужского стриптиза? Щенок…

С Копытом происходило странное. С побледневшего лица катил пот – и даже не капли – струйки. Оно, лицо, дёргалось – гримасы переходили одна в другую. Руки совершали непонятные движения – ломаные, незаконченные…