Виктор Точинов - Аутодафе

Ожидание оказалось бесполезным. Никто не подошел ко мне, воровато озираясь, и не сказал конспиративным шепотом: «Я от Синягина…».

Возможно, дедуля никак не предполагал, что до него доберутся столь быстро, и не успел отдать распоряжение о передаче завещанных мне бумаг. Или доверился человеку, которому доверять не стоило.

Впрочем, теперь уже не важно. Пойду и сам заберу архив. Затянувшееся ожидание имело свой плюс: я вычислил-таки, у кого он хранится.

Росинант неторопливо покатил в сторону берега Кети.

Дом не напоминал хибарки-развалюхи, стоявшие у самой реки, напротив поселка временных: ухоженный, недавно покрашенный, на окнах свежевыстиранные занавески, грядки на прилегающем огороде аккуратно прополоты.

Хотя, как я знал из результатов предварительной разведки (беседы со словоохотливой старушкой), живет хозяин одиноко, схоронив жену лет десять назад.

– Открыто! – прозвучал голос откуда-то из глубин дома в ответ на мой вежливый стук.

Я вошел, пересек сени, стучаться во вторую дверь уже не стал… Ничего подозрительного: горница, русская печь, разнородная мебель – самодельная деревянная соседствует с совковским ширпотребом…

Он сидел за столом и молча смотрел на меня, не пытаясь о чем-либо спросить или хотя бы поприветствовать.

– Здравствуйте, Василий Севастьянович, – сказал я. Именно так звали моего недавнего знакомца, с которым мы вчера обсуждали на плавучих мостках влияние погоды на клев рыбы.

Он пробурчал нечто невразумительное – не то приветствие, не то совет отправиться восвояси. Я не смутился. Сказал:

– Вы должны были мне кое-что передать от вашего знакомого… От Синягина.

Повисла пауза. Если Севастьяныч заартачится – не видел, не слышал, не знаю, – придется действовать быстро и жестко. Времени на деликатные подходы не осталось. Судя по разгрому, учиненному в хибарке Синягина, неведомый противник знает о существовании архива – и активно ищет его.

Артачиться и отрицать всё старик не стал. Кивнул, молча поднялся, пошарил за занавеской, обернулся и…

И прямо в лоб мне уставилось широченное дуло охотничьего ружья.

Второй раз за два дня я стоял под прицелом оружия, находящегося в руках человека чуть ли не втрое старше меня… Дежа вю какое-то.

Дробовик показался необычным – своими размерами. Больше всего он напоминал пушку-безоткатку, которую оружейники по рассеянности вместо лафета приклепали к ружейному прикладу. Мне довелось как-то держать в руках ружье не применяющегося у нас восьмого калибра – из таких африканские охотники на крупного зверя валят слонов с одного выстрела. Солидная штучка, но оружие Василия Севастьяновича выглядело еще внушительнее.

Смотреть в бездонное черное дуло было неприятно. Если этот музейный экспонат работоспособен, то выброшенный им сноп дроби легко и просто оставит меня без головы.

Долго любоваться своим раритетом любитель рыбной ловли не позволил.

– Как ты меня нашел? – голос звучал сурово, интонация вопроса чем-то неуловимо напомнила покойного Синягина…

И тут я всё понял. Василий Севастьянович и не должен был меня искать и что-либо передавать… Если я и вправду оказался бы тем, за кого меня принимал дедуля с «парабеллумом», то мне предстояло самому вычислить местонахождение архива – в качестве теста… Что я успешно и сделал. А теперь вторая проверка: не из тех ли я, что убили и резидента, и Синягина, – и могли выяснить контакты старого оперативника банальной слежкой…

– Нашел я вас очень просто. Описал приметы первой попавшейся здешней старушке – она дом и показала…

– Не крути динаму. Как понял, что искать надо меня?

Интересно, если мои ответы не удовлетворят Василия Севастьяновича – решится выстрелить? На всякий случай я пододвинулся поближе к стоявшей на столе тяжелой сахарнице. Швырну в старика, отвлекая внимание, и отберу пушку. Профессиональными навыками Синягина он явно не обладает, стоит слишком близко и не успеет повернуть своё громоздкое орудие вслед за стремительным движением. Но сначала стоит попробовать решить дело миром.

– Всё очень просто, – пояснил я. – Рыбная ловля.

– Это как?

– Рыбак вы опытный, не чета многим… Хотя ловили странно – в такое время и в таком месте ничего не поймать. При этом совсем рядом, в заводинке, окуни плескались, малька гоняли… Прошли бы туда – улов обеспечен. Но вы сидели и сидели на мостках, как приклеенный. Рыба не клюёт, зато отлично просматриваются река, поселок временных и подходы к разгромленной хибарке… Однако, поговорив со мной и дав наводку на дом Синягина, вы быстренько засобирались и ушли. А вскоре появился он сам. В общем – не бином Ньютона. Не могло у Синягина, скрывавшегося в незнакомом городе, оказаться много людей, которым он доверял.

– Ловко… – Старик опустил свой чудовищный агрегат. – Ладно, получишь чемодан. Но я тоже гляну, что внутри. За что живых людей убивают…

– Смотрите, не жалко. А мне можно взглянуть на ваше ружьецо? Всегда думал, что выражение «взять на пушку» – фигуральное. Блефовали ведь, признайтесь? Патронов к этакой бандуре днем с огнем не сыщешь.

– Ошибся, парень… Есть патроны. Несколько родных уцелело, да пару десятков гильз мне на заказ выточили, из нержавейки. Ничего, стреляет.

Чудо-оружие оказалось ружьем четвертого(!) калибра, выпущенным на Тульском заводе более века назад – в 1894 году. Похоже, и в те времена было оно уникальным – по крайней мере, на манер боевого корабля, имело собственное имя, выложенное потемневшим серебром на ложе: «ГРОМОВЕРЖЕЦЪ».

– И за какой же дичью вы с ним ходите? – полюбопытствовал я.

– Тут подходящей дичи для него не водится, в утку попадешь – в тушке больше свинца, чем мяса… Лежало, от деда оставшись. Иногда ворон шугал – расплодятся проклятые, каркают, по утрам спать не дают… Издалека по стае шарахнешь – как метлой выметает. А нынче, сдается мне, и настоящее дело для ружьеца найдется…

Я подумал, что моя ночная стрельба по неведомой твари, – будь у меня в руках не карабин, а «Громовержец», – могла закончиться куда успешнее… Особенно если зарядить сие оружие возмездия серебряно-ртутной картечью. Любая способность к регенерации имеет свои пределы. Груда кровавых ошметков не регенерируется.

…Мне в тот день везло на старые вещи, создатели коих питали склонность к гигантомании. Громадный чемодан, притащенный в горницу Василием Севастьяновичем, тоже был вполне достоин имени собственного – подобно ружью «Громовержец» и боевым кораблям. Но нарекать его, разбив бутылку шампанского о несокрушимую фибровую поверхность, я не стал – не терпелось ознакомиться с содержимым.

– Вы непременно хотите заглянуть внутрь? – спросил я, намекая: не любопытствуй, не надо, лучше забудь навсегда, что видел и держал в руках чемодан…