Роман Артемьев - Хроники Аскета. Вторжение

Предстоящий разговор с Сергачевым вполне мог создать еще одно свободное место в моем полку. Бородин погиб, а его заместитель, Жорин, на мой взгляд, не дотягивал до уровня командира полка. С другой стороны, Вася давно засиделся на вторых ролях. Конечно, мне будет не хватать толкового заместителя, но если я прав в своих предположениях, «заграничному» полку скоро предстоит много работы. Вася достоин должности «архангела» – заслужил. Рано или поздно мне придется искать кого-то вместо него.

Впрочем, решения принимал Сергачев. Хотя он и не был псионом, что исключение в нашей организации, его авторитет очень высок. Этот человек сумел не только создать мощную службу, успешно контролировавшую огромную территорию и считавшуюся одной из самых эффективных в мире, но и не допустил превращения ее в разменную карту боровшихся между собой аппаратных сил. До сих пор такая угроза оставалось реальной. Я не был посвящен в перипетии подковерной борьбы, но точно знал, что сразу несколько группировок в правительстве и администрации Президента стремились контролировать СБР. К счастью, участия в политической грызне удавалось избежать.

Размышления прервала остановившаяся перед дверями Ольга, и я послал ей разрешающий импульс: Войди. Мы и раньше умели передавать различные короткие сигналы: методику разработал Покойник. Сейчас, судя по выражению лица девушки, с моим посланием было что-то не так.

– Шеф, не надо так орать – меня буквально до печенок пробрало! – Видимо, импульс был слишком силен.

– Извини, последствия ранения.

Аура смущенно вспыхнула, в унисон ей задрожала едва видимая аура ребенка. Сейчас любой псион сказал бы, что Ольга беременна: плод сформировался и ясно просматривался. Действительно, никаких отличий от обычных детей – впрочем, мне не часто приходилось видеть беременных женщин. Будем надеяться, ребенок и дальше продолжит развиваться без отклонений.

Ольга присела возле моей кровати, повертелась на стуле и отодвинулась на шаг. Почувствовала, как я высасываю энергию для исцеления из окружающего пространства. Интересно, что ни Даниил, ни Злобный ничего не заметили. Или не посчитали нужным заметить? Чего больше в этом жесте Ольги – вызванной беременностью чувствительности или сознательной демонстрации желания защитить ребенка?

Белоснежка не станет делать аборт, это очевидно. Конечно, подобный вариант облегчил бы мне жизнь: один из сильнейших моих бойцов остался бы в строю. Но я знал, как сильно женщина хотела ребенка, и не собирался давить на нее. Бесполезно.

– Ты собираешься как-то оформлять свои отношения с Мальцевым? – Не этого вопроса она ожидала. Короткая растерянность быстро уступила место гневу.

– Не знаю. Не похоже, чтобы он собирался делать мне предложение! Хотела бы я знать, о чем он вообще думает!

– Соберется. Я с ним говорил перед штурмом камеры – он серьезно настроен. – Аура женщины мигом засияла надеждой и радостью.

– Правда? Что он сказал?

– Потом он сам тебе повторит.

Все-таки странно видеть всегда собранного, сурового командира в роли влюбленной женщины. Раньше казалось, Ольга исцелилась от испытанной когда-то трагедии, пережила ее. Снова научилась смеяться, шутить с окружающими ее мужчинами, поддразнивать ревнивого Дракона. Значит, не до конца – какие-то темные пятна на душе остались. Дай-то бог, чтобы все закончилось хорошо: она заслужила небольшой кусочек личного счастья.

Белоснежка не могла сказать мне ничего нового – тем более что после моего сообщения она постоянно сбивалась мыслями на Мальцева. И предстоящей свадьбы, которую уже начала планировать. В конце концов, мне надоело, и я отослал ее к жениху, который хотя и выписался из больницы, сейчас находился на Базе: краем сознания я ощущал его ауру. Оставив мне еще один пакет с фруктами, она убежала.

– Имей в виду, – остановил я ее уже в дверях: – Больше года тебе никто не даст. Сама знаешь – бойцов не хватает.

После разговора я собирался немного поспать: организм не закончил восстановление. Но стоило мне закрыть глаза, как в палате раздался хорошо знакомый ехидный голос:

– Что же ты так, Аскетушка, себя не бережешь? – У окна стоял Призрак. – Умные люди пальчик поцарапают – сразу к врачу бегут. А ты мало того, что до конца терпел, так еще и на больничной койке. – Тут он прикрыл рукой лицо и в ужасе выкатил глаза: – Вопросы всякие решаешь, подчиненных на ковер вызываешь. Ай-яй-яй, нехорошо-то как!

– Давно ты здесь стоишь?

– Белоснежка, когда выходила, открыла для меня дверь. Какая разница? Раньше ты заметил бы меня еще в коридоре. – Его взгляд стал пристальным и колючим: – Ты не в лучшей форме, знаешь ли.

– Навести меня через месяц.

– Увы, я теперь человек занятой. Лучше уж вы к нам. Или к Покойнику, или к Студенту загляни, они тебе привет передавали. Сами зайти сейчас не могут – цейтнот. Аврал, запарка, иными словами.

– У вас что-то случилось?

– Сергачев расскажет. СБР наши проблемы вряд ли коснутся, но ты все равно выздоравливай побыстрее. Извини, я буквально на пару минут забежал, времени нет. Злобному привет передавай.

Если такой информированный человек, как Фролов, советует не залеживаться на больничной койке, к его словам стоит прислушаться. Сегодня отлежусь – и хватит. Как только Злобный принесет мои вещи, сразу уйду из больницы.

Появился еще один повод зайти к Сергачеву. Я не прошел полноценной подготовки аналитика, но длительное общение со Студентом и некоторые показанные им способы логического мышления наложили свой отпечаток. Замеченные мной связи между происходящими событиями вкупе с возникающими вопросами и намеками Призрака предполагали, что СБР стоит на пороге перемен. Не успели появиться – уже меняемся. Было бы забавно, если волосы на затылке не шевелились.

Злобный заявился поздним вечером следующего дня – костюм в пакетике притащил. Днем я разговаривал с лечащим врачом: узнал, что мое выздоровление идет быстрее ожидаемого, но раньше чем через неделю вопрос о моей выписке даже не возникнет. Поэтому вместе с пахнущим женскими духами Злобным мы по стеночке спустились из окна, после чего он затащил меня в какой-то кабак обмывать выздоровление. Сидели недолго – до часу ночи. Переночевав в гостинице, рано утром отправились на прием к Сергачеву, который теперь сидел не на Базе, а в новом здании на окраине Москвы.

Попасть на работу оказалось куда труднее, чем в сам кабинет начальника. Мои документы остались в больнице, Злобный свои забыл, пришлось звонить секретарше Сергачева с просьбой прислать сопровождающего. Тот пришел вместе с двумя псионами, которые тщательно сверили наши ауры с имеющимися у них образцами и только тогда нас пропустили. Отмечу, что подобный метод недостаточно надежен. Хотя отпечаток ауры и брался из так называемых «точек опоры», по идее не меняющихся в течение всей жизни, сильное эмоциональное потрясение могло изменить и их.