Николай Чадович - Особый отдел

– Вы хоть сами в Сибири были? – поинтересовался Кондаков.

– Не приходилось.

– И не тянет?

– Ничуточки. Меня в дороге укачивает. И потом, я воды боюсь.

– Возможно, это сказывается предсмертный страх, запечатлевшийся в генетической памяти, – предположил Цимбаларь, в свое время отдавший дань сочинениям писателей-фантастов.

Чокнувшись поочередно со всеми сыщиками, а с Кондаковым даже выпив на брудершафт, Брагин-Ермак вернулся на прежнее место.

Следующим к столику председателя подошёл человек, предположительно считавшийся Николаем Коперником. У этого всё в жизни сложилось благополучно – и докторскую степень по астрономии защитил, и духовный сан принял.

Атаман Платов, в этой жизни носивший странную фамилию Кризис, прежде выступал в цирке, но не наездником, что выглядело бы логично, а силовым жонглёром. Сейчас он работал швейцаром в одной весьма респектабельной гостинице.

Менделеевых явилось сразу двое. Один по примеру генетического образца был бородат, второй, наоборот, чисто выбрит. Оба заведовали оптовыми рынками, хотя и в противоположных концах города.

Парад этих зачатых противоестественным путём дядек вскоре утомил Людочку, и всё свое внимание она сосредоточила на Башилове.

– Хватит интриговать меня! Раскройте своё инкогнито!

– Сию минуту! – Взяв со стола два тонких хрустальных блюдечка, до блеска вылизанных Кондаковым, который полагал, что чёрная икра помогает от подагры, он приставил их к глазам, на манер пенсне. – Узнаёте?

– Нет.

– А так? – широкое, гладкое лицо Башилова исказилось глумливой улыбочкой.

– Здравия желаю, Лаврентий Палыч! – уже слегка захмелевший Кондаков залихватским жестом приставил ладонь к виску. – Полякам нет доверия, учил товарищ Берия! Такую частушку расстрельные команды в Катынском лесу пели.

– Молодец, признал! – Башилов потрепал Кондакова по плечу. – Вот что значит старая закалка!

– Неужели нашим премьер-министром стал Берия? – опять ахнула Людочка. – Ужас какой!

– Почему ужас? Вполне нормальное явление… Всэ людэй сажали, и он сажал, – Башилов заговорил с грузинским акцентом. – Всэ сацыализм строили, и он строил. С рвэнием строил, прашу замэтить… Надо будэт капитализм строить – построит за милую душу. Убэждэния – это ничто. Главное – хватка… Я ведь тоже стопроцентный Берия, но ни единого человека в жизни не обидел. Даже проходимца Адаскина терпел до самой последней возможности.

– Это не вдохновляет, но хотя бы успокаивает, – раскрасневшаяся Людочка обмахивалась платочком. – Ну а кем на самом деле был ваш дружок Родик?

– Не надо ломать комедию, милая девушка, – Башилов подмигнул Людочке. – Ведь вас интересует совсем не это. Вы хотите знать, кто сейчас правит нашей страной. Уж не Малюта ли Скуратов? Спешу успокоить. Президент Митин является генетической копией Владимира Ильича Ленина.

За столиком сразу наступила тишина. Только Кондаков, подавившийся маслиной, издавал какие-то утробные, сдавленные звуки.

Первым заговорил Цимбаларь, не забывший хлопнуть старшего товарища по спине:

– Подождите… Но ведь у Ленина, кажется, были карие глаза. А у Митина серые… И вообще, сходства никакого.

– А вы присмотритесь повнимательнее, – посоветовал Башилов. – Мысленно сбрейте знаменитую ленинскую бородку. Верните на место часть шевелюры, которую он потерял ещё в юности от нервного потрясения. Уберите пивной животик, заработанный в Швейцарии. Примите во внимание акселерацию. Вот так из Ленина получится Митин.

– Но глаза! – стоял на своем Цимбаларь. – Почему глаза другие?

– С глазами приключилась прелюбопытнейшая история. Характеризующая, так сказать, тогдашние нравы. Сталин в принципе не возражал против клонирования Ленина, но выдвигал одно непременное условие: убрать все гены, доставшиеся ему от еврейской бабушки. В понимании Иосифа Виссарионовича никаких евреев в будущем просто не должно было существовать. Слава богу, у немецких специалистов был опыт борьбы с еврейской наследственностью. Вот и получился сероглазый Ленин. Заодно слегка изменилась форма лба и скул… Это что касается внешности. А насчёт его сущности можете не беспокоиться. Ильич в революцию потому пошёл, что деваться было некуда. После казни брата перед ним закрылись все двери. На карьеру государственного служащего или легального политика рассчитывать не приходилось. Что ему оставалось делать? Торговать скотом, как дедушка? Но к тому времени стараниями папаши все Ульяновы получили наследственное дворянство, а этому сословию торговать считалось зазорным… Вот он и ожесточился, тем более что амбиции распирали. Отомстить решил. Не только за брата, но и за себя самого. Пустился во все тяжкие. Результат, как говорится, налицо. Призрак революции нашел заклинателя, сумевшего материализовать его… А случись всё иначе, вышел бы из Володеньки толковый чиновник – директор департамента или даже министр в правительстве Столыпина. Они бы общий язык нашли. Оба по натуре реформаторы и сторонники решительных мер.

– А Сталин, случаем, в вашу компанию не затесался? – осторожно поинтересовался Кондаков.

– Обязательно! Вон, за дальним столиком сидит. Только вы его сейчас вряд ли узнаете. Усов нет, оспин тоже, обе руки здоровые, вымахал под метр восемьдесят. По молодости горяч был, даже срок схлопотал, но потом остепенился. Возглавляет охранное предприятие. Именно его агентов вы видели, когда входили сюда.

– Да-да, – кивнул Кондаков. – Я ещё удивился, почему у охранного предприятия такое странное название – «Виссарионыч».

Цимбаларь, до этого о чём-то сосредоточенно думавший, вдруг сказал:

– Кажется, я начинаю понимать, какими посулами могли заманить в Россию Рудольфа Бурака. Ведь живя в Канаде, он не знал, чьей генетической копией является?

– Не знал, – подтвердил Башилов. – При нём мы этим вопросом ещё не занимались.

– Наверное, кто-то намекнул Башилову в письме, что может раскрыть тайну его происхождения, – продолжал Цимбаларь. – Приезжай, дескать, поскольку все материалы, подтверждающие это, находятся в России. Вот он и клюнул. Но это был только предлог. На самом деле ему недвусмысленно предложили стать участником заговора против президента.

– Думаешь, это реально? – усомнилась Людочка. – Я относительно заговора…

– У маньяков всё наоборот. Для них реально именно нереальное. Гроб Господень, Страшный суд, тысячелетний рейх, мировой коммунизм. Но Бурак был слеплен из другого теста. Он пришёл в ужас от одного известия о том, что является копией Ленина. Экстрасенс, обследовавший место убийства, сказал, что перед смертью Бурак пережил потрясение, вызванное видением мертвеца, лежащего в стеклянном гробу.