Андрей Лазарчук - Абориген

– Э-э!.. – Петти поднял указательный палец.

– Ещё немного, – сказал я, – а потом будете задавать вопросы. Запомните ещё терминологию, которой мы пользуемся. Когда вы слышите слово «материк» или «остров», то речь идет отнюдь не о суше, омываемой океаном. Это те самые плоскогорья и столовые горы, о которых написано в справочнике. Океан же и прилежащие к нему земли в общественном сознании практически отсутствуют, поскольку внизу жить там нельзя, а приближаться по воздуху – опасно. Вот эта столовая гора, которую мы сейчас облетаем, называется островом Трёх Столбов. А вон то, что видно на горизонте справа, – это острова Старший и Младший, и, возможно, туда мы отправимся вечером. Материков в нашем полушарии два, и называются они бесхитростно: Северный и Южный. Южный достаточно густо населён китайцами, Северный имеет более гористый рельеф и обитаем только в некоторых местах. Жители островов заняты преимущественно культивированием Цветов и сбором пыльцы, на материках же развита дозволенная промышленность и обычное сельское хозяйство, и, как я знаю, в ваших дальнейших планах есть и посещение плантаций, и ранчо. Но это позже. Что вы хотели спросить?

Петти прокашлялся.

– А как быть с идентами? Это такие своего рода импланты, они у нас у всех…

– У меня тоже есть. Нет, не идент… Так вот, я ещё ни разу не подвергался нападению пыльцы. Так что, думаю, есть импланты или нет – не имеет значения.

– А вы часто бывали… там?

– Как правило, раз пять-десять в год. А были годы, когда я оттуда просто не вылезал…

– Ой, а почему? – заинтересовалась Мирабелла. Наверно, ей это очень живописно представилось: год голышом.

– Это было сразу после войны, – сказал я. – Нас преследовали, мы скрывались.

Нельзя сказать, что я соврал. Но сказал так, чтобы они поняли меня с точностью до наоборот.

В таиге тогда скрывалось немало синих, запятнавших себя сотрудничеством с врагом. И я, естественно, был среди них. Мы скрывались от тех, кто потерпел поражение. И многие из скрывавшихся «победителей» погибли.

А некоторые, говорят, так до сих пор и живут внизу. Приспособились.

Такие вот превратности жизни.

К обеду мы вернулись…

Вот я вроде бы и добрался до того места, где уже не могу рассказывать лишь о том, что я видел сам и в чём сам участвовал. События пошли быстро, стали случаться в разных местах одновременно, и, как я ни старался, побывать везде мне так и не удалось. Придётся давать слово другим героям этой истории. И вот тут я наталкиваюсь на вечную свою занудливость, на правило говорить только то, в чём окончательно уверен. Но, если я просто изложу, что тот или другой человек делал и что видел, получится сухо и противно – да и не очень понятно местами. Но ведь мыслей и чувств его я знать не могу, могу только догадываться…

Я долго мучился над этим. И решил, что единственно возможное решение – это представить себя на месте другого человека, притвориться этим другим. Не знаю, как у меня получится. В любом случае я ведь не претендую на особую психологичность. Просто рассказываю, как было дело, и всё.

На всякий случай ещё раз: я не утверждаю, что Кумико, или Гагарин, или Тина, или Люсьен испытывали именно те чувства, которые я им приписываю, и думали именно те мысли. Я так предположил, не более того.

(Для любого эстебанца ясно, почему я так это всё акцентирую. Для всех остальных поясняю: потому что Эстебан на сегодня – это единственное во Вселенной место, где за неверное слово вас могут просто убить.

У нас тут всё очень чётко.)

Насколько хороши были у Игната отношения с детьми мелкими, настолько же они стали сложными с детьми взрослыми. Думаю, бедняга просто не мог поверить, что вот это вот, кому он недавно мыл попу и вытирал нос, сегодня уже существо равноправное, самостоятельное и вообще. Он их такими и воспитывал, а когда у него всё получилось, нутро его отказалось подчиниться очевидному. А дети, умные и самостоятельные, оказались недостаточно мудрыми (да и откуда? Мудрость – это в первую очередь опыт), чтобы подыграть старику…

Я не знаю точно, из-за какого пустяка он насмерть рассорился с Гагариным, но это произошло ещё два года назад. И в гневе Игнат вычеркнул Гагарина из числа своих наследников. А потом дурацкое самолюбие не позволяло ему своё решение изменить. Хотя я настаивал.

Сейчас я даже подозреваю, что ссора та возникла не сама собой, а была кем-то (тем же Сунем?) искусно спровоцирована. Но доказательств нет, так что все мои предположения суть спекуляции. Да это, по большому счёту, и не важно совсем.

С другой стороны, вот это исключение из списка, вполне вероятно, спасло Гагарину жизнь.

За две недели до убийства Игната Гагарину принесли некие документы, изобличающие высокопоставленных синих, в том числе коменданта торгового порта Ньёрдбург (не путать порт с городом!), в контрабанде и торговле грюнсандом. Гагарин притворился вольным торговцем с юга, поселился в портовой гостинице, потом перебрался в воздушный Ньёрдбург – это уже почти у самой Стены… Он потратил немало редакционных денег и даже вышел на какие-то интересные контакты, когда узнал о взрыве в редакции. Бросив всё, он ринулся назад…

По дороге его пытались перехватить, он ускользнул.

Как и я, Гагарин изнурял себя рассуждениями о потерянном зря времени. Объявись он не в день суда, а накануне, когда прилетел в Три Столба, – и всё могло пойти по-другому!.. Но так же, как и я, он был не в силах предвидеть события – и, как и я, не способен ничего изменить задним числом.

Известно, что именно такие размышления способствуют развитию самой чёрной депрессии. Особенно когда размышляешь в тюремной камере.

Короче говоря, выпущенный на волю Гагарин прямиком направился в «Зелёного дракона», чтобы узнать новости и слухи.

Он узнавал новости и слухи весь вечер – и в результате заночевал в каморке для неподвижных клиентов.

Но это было уже потом, когда я убыл с Трёх Столбов. Или на следующий день, или через день – сам Гагарин этого вспомнить не смог.

Пока мои подопечные отдыхали после обильного обеда, я провёл рекогносцировку.

В «Хозяине» мне сказали, что ночью ожидается Цветение на нескольких делянках под стеной Человечков – скалистым образованием примерно на полпути от Трёх Столбов до Аппеля, последнего крупного острова на востоке нашего архипелага, дальше до самой Новой Гренландии тянется двухтысячекилометровое пространство самой дремучей таиги с обширными болотами и несколькими сверхсолёными ядовитыми озёрами. До Человечков (названных так за вид сверху: два нарисованных человечка, сцепившись руками, то ли кружатся в танце, то ли падают с большой высоты) было три часа неторопливого полёта на пикапе.