Андрей Лазарчук - Абориген

В ясную погоду Стена почти прозрачна. Когда же на неё попадают даже мелкие водяные капли, она начинает светиться. Каждая капля, ударяясь, высекает точечную голубую вспышку. А потом эти капли скользят вниз, сливаются, получается такая водяная плёнка, в которой свет дрожит и преломляется. На это красиво смотреть…

Вообще землюки делают много красивых вещей. Но сами они при этом редкие сволочи.

…Итак, я ушёл вдоль Стены направо, заложил вираж, развернулся. Где этот гад?

Нет гада.

Я коротко посветил вниз, земля показалась тут же – то есть за пределы острова я не выскочил. Хорошо.

Стена мерцала совсем рядом, исполинская плоская светящаяся панель. Когда летишь рядом и смотришь вдоль неё, кажется, что свет очень яркий. Туман, налетающий на Стену и клубящийся, и растекающийся подобно тому, как клубится и растекается в комнате дым очага, – тоже светится этим нервным голубоватым светом. Свет омывает тебя… и здесь, вблизи Стены, почти исчезает звук. Поле как-то воздействует на воздух, ухудшается прохождение колебаний. Первые разы, когда я летал поблизости от Стены (по-моему, сразу после школы), это меня здорово напугало: непонятно было, работает ли мотор. И в порядке ли ты сам.

Но теперь у меня есть моё остекленение. Ничего не чувствуя, я летел вперёд, держась от Стены метрах, может быть, в ста – и понемногу набирая высоту.

«Нубис» вынырнул из прозрачного светящегося тумана совсем рядом со мной, и я понял, что его окраска – под полированный металл – в этих условиях служит прекрасной маскировкой. Наверное, Люсьен это знал и потому настоял на ночном бое. Но и меня он, похоже, всё-таки не заметил – проскочил на встречных курсах несколько дальше от Стены и метров на пять ниже меня.

И тут же резко пошёл вверх.

Мне было не тягаться с ним на вертикальных скоростях, я развернулся на пятке и боком сдвинулся к Стене почти вплотную; казалось, от неё идёт потрескивание. Если оказаться ещё ближе, по ушам даст тяжёлым инфразвуковым рыком, вчистую срывающим крышу. Если Люсьен атакует меня, я увернусь, а он проскочит чуть дальше… ну, будем считать, что кому-то не повезло.

Но он это знал, он знал…

«Нубис» свалился на меня почти вертикально сверху; лишь каким-то шестым чувством я его почуял, резко задрал нос и буквально отпрыгнул назад, а потом тут же качнул машину вперёд, одновременно разворачивая её на триста шестьдесят – чтобы увидеть и вцепиться. Но не увидел, он буквально растворился в сиянии внизу, и только тут я сообразил, что так и летаю в тёмных очках.

Я их сорвал. Всё полыхнуло вокруг меня. На краю поля зрения возник и пропал светящийся круг – «Нубис» снова набирал высоту. Я сдвинулся к Стене – пока не зашумело в ушах – и спустился вниз. Немного, метров на пятьдесят. Рассчитывая на то, что Люсьен этого не заметит.

Он атаковал меня – и промахнулся, теперь я ушёл не назад, а вбок. Уже не теряя его из виду.

Я опустился ещё немного и встал хвостом к Стене, пританцовывая вправо-влево. Он опять зашёл сверху, помедлил – видимо, почувствовал, что я обрёл уверенность, а следовательно, он эту уверенность утратил. Не всю, конечно. Часть. Но что-то ко мне перетекло – это уж точно.

Я ждал, и он ждал, потом двинулся на меня широким разворотом, наращивая скорость в снижении, в последний момент чуть поджал машину вниз, и я, надо сказать, чудом увернулся от удара, даже не совсем увернулся, лопасти мои скользнули по гире, потом я видел отметины. Но в тот момент я не ощутил даже толчка, только услышал звук – короткий гулкий свист.

И всё повторилось: я занял позицию спиной к Стене, он произвёл разворот и снова приготовился ударить сверху. Я надеялся, что ему не придёт в голову посмотреть на приборы или направить на землю луч фары.

Потому что до земли было метров двадцать…

Не надо было вестись на провокацию, не надо было отвечать на вызов… но как? Не представляю…

А теперь – всё было плохо.

Мне удалось пару раз очень плотно промазать по нему – в надежде, что испугается, занервничает, сдастся. В конце концов, из-за чего дерёмся? Непонятно, глупо, по-детски. Но этот идиот намёков не понимал.

Меня вдруг захлестнуло… не то чтобы яростью, но вот тем гнусным раздражением, в состоянии которого творятся стыдные вещи. Хотелось закричать: «Да сдохни ты, гнида, надоел, не могу больше!..»

Впрочем, что кричать: всё равно не слышно, рядом со Стеной воздух делается как войлок. И летишь как во сне. Наверное, поэтому дуэли обычно и устраиваются здесь… чтобы – как во сне…

Гагарин снова был внизу, припёртый к Стене, насторожённый, готовый к броску.

Ну, на – лови…

Я каким-то спинным, копчиковым чутьём понял, что это будет последний заход: или он разобьётся, или я, или оба вместе… или разлетимся каждый в свою сторону и постараемся забыть обо всём.

И тут…

В общем, я слишком отпятился, потому что в ушах зашумело – это был ещё не сам рёв, но предвестие сокрушительного рёва, и у меня вдруг ослабли руки, плечи, я на грани паники толкнул вперёд и вправо ручку и подал до упора правую педаль, уходя под пикирующий «Нубис»…

Я забыл, что земля совсем близко. Просто забыл. Оказывается, инфразвукового рёва я боялся куда больше, чем Люсьена с его мощной машиной. Это я понял только тогда, в единый миг – и страх, о котором я и не подозревал, что он есть во мне, – он вдруг сковал меня… и уже ничего нельзя было изменить.

Само падение получилось как раз совсем не страшным: я врезался в густые переплетённые ветви ложного стланца, над головой хлопнуло – это отстрелились лопасти ротора – кабина (какая кабина! Вся кабина – это кресло, приборный щиток и прозрачный козырёк от ветра) несколько раз кувыркнулась, подпрыгивая, и замерла. Как ни смешно, но я ничего себе не сломал. Только руки никак не хотели слушаться, и я довольно долго проковырялся с пряжками ремней.

Из пробитого бака текла вода. Я плеснул в лицо, распрямился. Ничего не болело, но ощущение было такое, будто я провёл суток трое, не меньше, привязанным к креслу. Мышцы закаменели, суставы забыли, что должны гнуться.

В кармане спинки кресла был аварийный запас: тяжёлый универсальный нож, топор, фонарь. Я выволок всё и куда-то пошёл. Кроны смыкались над самой головой, но подпрыгнуть, чтобы узнать направление, я не мог никак. Здесь, под кронами, даже не было ветра.

В зарослях ложного стланца можно скрываться годами, и тебя не найдут. Нет, землюки, конечно, найдут, у них уйма всяких приборов, а наши – что серые, что синие – никак. Я точно знаю: Север вот так вот скрывался очень долго. Сначала в таиге, потом на островах. Кому-то во время войны он, похоже, отчаянно насолил, и его долго пытались найти и убить.