Андрей Лазарчук - Абориген

А может, и у неё был тот же шок, что и у меня. В таком состоянии иногда принимаешь настолько гениальные решения, что и не знаешь потом, что о себе думать.

Колотить меня начало уже под утро, когда показалось: мы ползаем, как два червячка под огромной лупой. Но тут обнаружился вход в пещеры…

В пещере начало колотить и Лю.

Я зашёл в «Дракон». Там мне сказали, что не вернулись ни Гагарин, ни Люсьен…

Отношения серых и синих на Эстебане мифологизированы до крайности. Сейчас я попробую с этими мифами разобраться.

Миф первый: вся жизнь на планете регулируется серыми.

Моё мнение: они даже сами так не думают. Но старательно убеждают в этом всех. Потому что это – тоже способ оказывать влияние. Может быть, самый действенный.

Миф второй: население ненавидит и презирает синих.

Моё мнение: оно больше притворяется. Это такая безопасная фронда. А вообще-то население активно «стучит», что лично меня никак не радует.

Миф третий: серые и синие представляют собой замкнутые системы, перейти из одной в другую невозможно.

Миф четвёртый, противоположный: серые и синие – в сущности, одно и то же, а их противостояние – просто видимость.

Моё мнение: истина где-то между. Я знаю и посиневших серых, и полинявших синих. Если ты соблюл некий неписаный кодекс поведения, если ты «честный вор» или «честный поц», то при определённом стечении обстоятельств можешь перейти из одной страты в другую. Вот только эти критерии «честности» лично для меня непостижимы. Там нюансы какие-то – настолько тонкие, что я их своим грубым глазом рассмотреть не могу. А главное – я не вижу ни малейшей практической ценности в некоторых пунктах этих кодексов. Похоже, что это вроде мини-ритуалов: не носить чёрное и белое, не наступать на трещины в облицовке тротуаров, не говорить слова «последний» – и так далее.

Миф пятый: от серых не скрыться, и они не прощают обид.

Моё мнение: так думают только самые тупые и самые запуганные обыватели. Скрыться можно, а обиды серые если и не прощают, то забывают о них очень скоро. Делать им больше нечего – подолгу обижаться.

Миф шестой: серые всегда щедро благодарят за помощь.

Моё мнение: брехня. Серые обычно скупы до скаредности. Зато единичные случаи проявления ими щедрости помнятся потом десятилетиями.

Миф седьмой: серые справедливы.

Моё мнение: тогда, когда им это выгодно.

Миф восьмой: серый серому глаза не выклюет.

Моё мнение: так думают только те, кто не различает оттенков серого. Неосторожный серый может стать чужим просто мгновенно, сам не успеет понять, что он уже чужой и почему ему вдруг так плохо.

Миф девятый: серые составляли костяк сопротивления во время последней войны.

Моё мнение: нет. После войны многие из наших ушли в серые, это верно, но вот пока стреляли, молодёжь к нам из кланов уходила неохотно – да и не отпускали их. Я знаю, что пришлось преодолеть, скажем, Армену. И ещё: если снабжение операции зависело от серых, то чаще всего операция проваливалась. А когда мы уже почти захватили Ньёрдбург и остров Майский просто сам валился нам в руки – а с ним и единственный тогда действующий (остальные запечатали наглухо) проход за Стену, то есть мы брали землюков за самое нежное место, – тогда, я уверен, нас просто предали. Именно Ньёрдбургский клан. Доказать я этого не могу, но и не сомневаюсь ни минуты.

Миф десятый: на Эстебане невозможно прожить, не подстилаясь под серых или под синих.

Моё мнение: наверное, пять шестых населения Эстебана ни разу в жизни не сталкивается ни с теми, ни с другими. Ну, может быть, с синими – там, выправить бумаги, разобрать мелкий спор соседей, – с этими почаще. Что серые, что синие концентрируются поближе к Стене, особенно к шлюзам, их интересуют большие приёмные пункты сырца, порты, просто крупные города. С удалением от Стены их численность падает с квадратом расстояния.

Миф одиннадцатый… Или хватит?

Всё это к чему? К тому, что аксиом нет. Нет у нас аксиом, и хоть ты тресни.

Притом, что убить могут за неверно сказанное слово.

…Я сидел на почте, отправлял телеграммы, получал телеграммы, пытался дозвониться, а в голову лезло, и лезло, и лезло.

Наконец пришёл нужный ответ. Я встал (ещё даже не начав проклинать судьбу), расплатился и вышел. Вернее, почти вышел. Телеграфист окликнул меня:

– Господин стряпчий! Тут вас депеша дожидается! Ещё с той недели!

Я разорвал казённую пломбу, развернул депешу. Это была электрофототелеграмма, присланная мне судебным департаментом города Цаньян. Им в том числе я накануне суда высылал запрос о моих якобы свидетелях защиты, братьях Денисовых. Департамент прислал уведомление, что очень похожий на одного из свидетелей, бывший налоговый полицейский Денис-бахчи Сифу, был три дня назад (за три дня до получения запроса… это получается… получается…) ранен в стычке с неустановленными преступниками и увезён ими в неизвестном направлении. Лицо на портрете – как всегда при электрофотокопировании, портрет был невысокого качества, на стенку не повесить – принадлежало, несомненно, Петру Денисову, заматеревшему, постаревшему, но спутать его с кем-то другим было трудно. На левом виске Петра угадывалась татуировка: хвост и задняя лапа ящерицы Стерлинга…

Судебное разбирательство по моей кассации на секвестр имущества Снегиря заняло двадцать минут. Суд принял соломоново решение: секвестрация замораживалась, все уже заключённые сделки признавались условно-действительными, но никакой новой активности по реализации описанного имущества производиться не должно до тех пор, пока не будет завершено повторное расширенное расследование дела в свете вновь вскрывшихся фактов (убийство подсудимого во время судебного заседания – «вновь вскрывшийся факт»; я аплодирую). Кумико переходила в разряд условно-владельцев: то есть она могла пользоваться нераспроданным имуществом, но не имела права им распоряжаться. Следующее рассмотрение дела по существу назначено на такое-то… в общем, через три с лишним месяца.

Уж за три-то месяца я добуду доказательства непричастности…

Ага.

Я забежал ещё раз к Марье, оставил ей доверенность на получение моей корреспонденции и объяснил, куда всё это переслать, если я не свяжусь с ней в ближайшие три дня, после чего отправился вызволять Собаку. Как ни странно, это заняло совсем мало времени, искать и ждать никого не пришлось, а когда я спросил кладовщика, в чём дело, он посмотрел на меня подозрительно. Именно в этот момент у меня пока ещё смутно сформулировалось определение той неуютности и напряжённости, которая возникла между мной и миром и которую я смутно ощущал, но всё время списывал на какие-то временные обстоятельства. Так вот: все вокруг что-то знали, один я ничего не знал…