Николай Степанов - Под знаком Дарго

Глубокие размышления прервал необычный гул, доносившийся с востока. Над линией горизонта ровной полоской поднялась серая пелена пыли, и старушка вытащила из кармана подзорную трубу.

— Вот это подарочек! Целое стадо трибанов к нам затащило.

Она передала мне оптический прибор. Кошмарные сны начинали претворяться в жизнь. Точно такие зверюги привиделись мне сразу после бесконечного полета с высоты одноэтажного здания, перенесшего меня в здешние места с Шаркуса. Трехголовые кабаны неслись плотной массой в виде клина, острие которого надвигалось прямо на нас.

— От этих не убежишь, — ответила на незаданный вопрос Гарпина, — они идут лавиной и растопчут всех на своем пути.

— Можно их повернуть или обойти? — спросил я.

— Обойти не успеем, а повернуть невозможно. Вожак их ведет по дороге прямо к городу, кто-то хочет помешать колдунам обуздать воронку Хаоса. Трибаны сотрут город с лица земли вместе с оставшимися обитателями, а тогда вот таких, — кивнула бабка в сторону приближающегося стада, — и им подобных будет еще больше.

— Но ведь должен быть какой-нибудь выход, — вмешалась взволнованная Сонька.

— Со смертью вожака гибнет все стадо, но черноносого трибана можно поразить не всяким оружием.

Намек на свой меч я понял сразу и освободил его от захватов.

— И где у этой твари ахиллесова пята?

— Нет, вы на него только посмотрите! Еще скажи, что и про Ахилеска в книге вычитал. Его имя уже восемь веков не упоминается.

У меня понемногу начиналась тряска в коленках, поэтому я не дал Гарпине развить тему и скороговоркой спросил:

— Скажите, к какому месту на зверюге нужно приложиться, чтобы тому мало не показалось?

— На средней морде вожака должна быть черная отметина на весь пятачок.

Я повернулся в сторону пыльного облака и застыл, вглядываясь в надвигающуюся лавину.

Страх — вещь серьезная. Когда все кругом гремит и на тебя надвигается огромная мощь, психика отказывается верить в то, что эту громадину можно остановить одним взмахом меча. Пусть даже все происходит в нереальном мире и человек, сообщивший обнадеживающую новость, пользуется твоим безграничным доверием. Глаза видят то, что видят, и ноги не желают идти навстречу верной гибели, даже если осознаешь, что любые другие действия приведут к худшему результату. Однако стоять на месте и ждать куда тяжелее. С трудом передвигая непослушными конечностями, я двинулся вперед по дороге, сжимая в похолодевших руках переливающееся радужными цветами оружие.

«Надо же, а ведь он радуется», — подумал я, глядя на меч. Мои шаги стали менее тяжелыми, душа словно разгоняла мрачные тучи ужаса, заполнившие все пространство вокруг. Чем меньше становилось расстояние до приближающегося клина, тем увереннее я себя чувствовал. Вот уже отчетливо видны коричневые тела чудовищ. Вожак стаи среди общей массы выделялся своими габаритами и двигался по центру дороги, опережая почти на корпус ближайших к нему тварей. «Мишень удобная, его пятачок как раз на уровне моей головы». — Мозг заработал на решение вполне конкретной задачи, и страх улетучился. Меч и собственное тело, как продолжение оружия, стали единым механизмом для поражения темного пятна на морде кабана-мутанта. Внутренние часы включили секундомер обратного отсчета, когда до черноносого оставалось не больше тридцати метров. Удар двумя руками, и меч врезается между дырками на черном пятаке секача. Это все, что мне удалось увидеть, а дальше — ослепительная вспышка, после которой мгновенно наступила непроглядная тьма. Грохот тысяч копыт прекратился, но отсутствие света снова открыло ворота неуверенности и страху, которые постарался разогнать знакомый скрипучий голос:

— Что, ослеп, милок? Не бойся, так и должно быть. Меч-то опусти, а то ненароком поранишь старушку, кто ж тебе зрение вернет?

На глаза легли какие-то холодные примочки, и голову обмотали полоской материи.

— Ну, что, прынцесса, веди своего слепого рыцаря, авось через десять минут прозреет. — Первый раз за все время старушка снизошла до обращения к Соньке, искажая на свой лад титул блондинки.

Сонька положила мою руку себе на плечо, и мы снова двинулись в путь. Шнырик не преминул воспользоваться перекидным мостиком между нами, перебегая то туда, то обратно и нашептывая мне на ухо какие-то только ему известные тайны. После нескольких перемещений он обосновался на моей голове, наверное, для того, чтобы я не посмел раньше времени снять повязку.

Хотелось спросить, почему ведунья не предупредила о необычной вспышке, но, поразмыслив, принял ее решение. Храбрее от подобной информации я, скорее всего, не стал бы, а нервов потерял гораздо больше.

Прошло минут пять, и мирную тишину нашего похода разорвал свирепый рев.

— Все нормально, — донесся спокойный голос Гарпины. — Небольшая остановка по требованию. Снимешь повязку, можешь считать себя слепым на всю жизнь. Так что лучше сядь и сиди смирно, не дергайся.

А что мне еще оставалось делать?

Чрезвычайно угнетало ощущение беспомощности. Мало того, что сам не мог повлиять на события, так еще и не видел, как они развиваются. Руки тянулись к повязке, но слова ведуньи четко обозначили перспективу на этот случай, а без зрения меня можно спокойно отправлять на свалку.

Грозный рев прервало мощное сотрясение почвы, от которого временный постоялец выпустил когти, чтобы не свалиться с моей головы. Я зашипел от боли, но мой голос заглушило повторное рычание. Воздух стал заметно теплее, и по барабанным перепонкам резанул пронзительный свист, сопровождаемый порывами ветра. Земля под ногами заходила ходуном, а зверек наверху, по моим ощущениям, вонзил свои когти уже непосредственно в череп. Только бы не начал снимать скальп.

Громкое скрипучее карканье напоминало командирский голос Гарпины, а в грозном рычании появились высокие нотки неуверенности. Все это смешалось с сильными порывами ветра, пригибающими к земле, и вибрацией почвы. Похоже, я стал слушателем светопреставления местного масштаба с неизвестными действующими лицами. Исключить с уверенностью мог только шнырика, намертво вцепившегося в скальп, и Соньку, потому как моя рука лежала на ее дрожащем плече. Закончилось все очередным грохотом, сотрясшим землю, и свистящим звуком, за которым последовала мертвая тишина.

— Интересно, мне можно снимать повязку, или десять минут не прошло? — нарушил я воцарившуюся тишину.

— Ладно, открой ему глазки, только пусть на солнце не пялится, — раздался слегка запыхавшийся голос ведуньи.

— Сонька, большая просьба, зверя снимай очень осторожно, — произнес я жалобным тоном, — каждую лапу в отдельности, а лучше каждый коготь.