Дэн Абнетт - Первый и Единственный

Корбек упорно продолжал вести бойцов. У них едва было время, чтобы найти укрытие. Он надеялся на то, что Покаявшиеся отступили отсюда.

Витрианский офицер по связи прокручивал на установке последний полученный ими сигнал, пытаясь убрать из него статику. Гаунт и Зорен внимательно наблюдали.

- Думаю, это ответный сигнал, - сказал офицер. – Подтверждение.

Гаунт кивнул.

- Займем здесь позиции. Будем удерживать эту территорию, пока не сможем соединиться с Корбеком.

В это мгновение, территория к западу от них, там, где мины Корбека освещали ночь, и все, что находились вокруг нее, начали взрываться. Лениво расцветающие фонтаны огня толчок за толчком уничтожали зону. Взрывы накладывались друг на друга – снаряды ложились плотно. Покаявшиеся оттянули участок массированного артобстрела на три километра назад, чтобы уничтожить замеченные ими признаки жизни. Гаунт мог только смотреть.

Полковник Фленс был человеком, создававшим свою карьеру по принципу «благоприятной возможности». Именно этим он сейчас и занимался, смакуя победу.

После неудавшегося продвижения янтийцев далеко за полдень, он отошел к командному посту Империума чтобы обсудить альтернативные варианты. Никто ничего не мог поделать, пока вражеский артобстрел накрывал всю линию фронта. Но Фленс хотел быть готовым выдвигаться к тому моменту, как он прекратится или ослабнет. Земля после подобной бомбардировки должна быть покрыта пеплом и грязью, которую удержать будет сложно как Покаявшимся, так и имперским войскам. Прекрасная возможность для оперативного бронетанкового удара.

К шести часам этого вечера, когда свет уже начал исчезать, ударные силы Фленса стояли наготове на разрушенных улицах возле изгиба реки: восемь осадных танков «Леман Русс», его излюбленные «Разрушители» с отличительными короткими толстыми стволами, четыре стандартных боевых танка «Леман Русс» модели «Фаэтон», три бронированных САУ «Грифон». Также там было и девятнадцать «Химер», несущих почти две сотни Янтийских Патрициев в полном боевом облачении.

Он находился в герцогском дворце, обсуждая планы операции с Дравером и несколькими другими старшими офицерами, а также пытаясь оценить потери со стороны танисцев и витрианцев в тот день, когда к ним из комнаты наблюдения вошел оператор вокс-установки с пачкой диапозитивов, обработанных и посланных вниз когитаторами орбитального флота.

Это были орбитальные снимки артобстрела. Все мимолетно просмотрели их, но Фленс тут же впился в них взглядом. На одном из снимков была видна серия взрывов, происходящая, по крайней мере, в километре за линией артобстрела.

Наклонившись к Драверу, он показал ему снимки

- Близко упавшие снаряды, - прокомментировал генерал.

- Нет, сэр, тут цепочка огней… на участке происходили фиксированные взрывы. Кто-то находится внутри.

Дравер пожал плечами.

- Значит, кто-то выжил.

Фленс оставался непреклонным.

- Я с моими Патрициями ориентировался на захват этого участка фронта, а через него – и всего мира. Я не буду стоять в стороне, и смотреть, как те чертовы выжившие бродят за линией фронта и рушат нашу стратегию.

- Ты воспринимаешь это все так лично, Фленс… - улыбнулся Дравер.

Фленс знал, что это так, но, ко всему прочему, он заприметил удачную возможность.

- Генерал, если в артобстреле появится брешь, я получу ваш сигнал на продвижение? Мои бронетанковые войска наготове.

Погруженный в свои мысли лорд-генерал согласился. Сейчас было время обеда, и у него были дела. Но даже так, перспектива победы захватила его.

- Если ты принесешь мне победу, Фленс, я этого не забуду. Для меня в будущем откроются большие возможности, если меня здесь не будет ничего связывать. И я разделю их с тобой.

- Будет сделано, Лорд-генерал Милитант.

Острый предприимчивый ум Фленса увидел возможность в том, что Покаявшиеся могли заново нацелить траекторию артобстрела, а лучше, если только один участок, для того, чтобы уничтожить активность за своими старыми траншеями. И это открыло бы нужную ему брешь.

Руководствуясь навигационными сигналами, передаваемыми с флота его астропату в ведущем танке, колонна Фленса грохотала на запад вдоль речной дороги, а затем по понтонной предмостовой позиции так далеко, как только они осмелились пробраться вглубь пустоши. Артобстрел Покаявшихся яростно изливался перед его техникой.

Фленс почти упустил возможность. Он едва успел добраться к позиции, когда появилась брешь. Завеса протяженностью в полкилометра сначала исчезла, а затем вновь появилась в нескольких километрах от них, поражая показанный орбитальными снимками участок.

Это была его дорога сквозь разруху, путь, по которому они моги добраться до Покаявшихся.

Фленс приказал технике выдвигаться. Они рванулись на максимальной тяге, подпрыгивая и скользя по грязи, направляясь в центр позиций Покаявшихся.

Голос рядового Каффрана, едва слышимый из-за артобстрела, плыл в темноте укрытия.

- Танис был великолепным местом, Зогат. Лесной мир - вечнозеленый, плотный и таинственный. Сами леса были почти одушевленными. Там царил мир… и они также были странными. То, что, как мне говорили, называлось подвижными древоростами. Деревья, тот вид, который мы называли налвудом, ну… они двигались, пересаживались, меняли свое местоположение, следуя за солнцем, дождями, и тем необходимостям и побуждением, которые текли в их соку. Я не претендую на понимание этого. Просто это было так. В общем, на Танисе не было такого понятия, как местоположение. След или тропинка в налвудовом лесу могла измениться, исчезнуть или же открыться заново за одну ночь. Поэтому, спустя поколения люди Таниса обрели инстинкт направления. Инстинкты выслеживания и разведки. Мы в этом хороши. Думаю, нам следует благодарить именно те движущиеся леса нашего родного мира за репутацию, которая есть у этого полка за разведывательное умение и скрытность.

Величественные города Таниса были роскошны. Наша промышленность была аграрной, а внемировая торговля состояла главным образом из прекрасных выдержанных древесных пород и резьбы по дереву. Работа таниских мастеров была тем, на что стоило посмотреть. Наши города были огромными – поднимавшиеся из леса каменные бастионы. Ты говоришь, у тебя дома были стеклянные дворцы. У нас все было не столь затейливо. Просто крепкий, серый как море, вздымающийся ввысь камень.

Зогат ничего не говорил. Каффран немного подвинулся на своем месте в темной и покрытой грязью дыре, чтобы усесться с большим удобством. Несмотря на горечь в голосе и душе, он чувствовал печальное чувство потери, которое он не испытывал уже долгое время.