Эдвин Табб - Технос

Он застонал и судорожно дернулся:

— О, Господи, Эрл, эта боль!.. Боль…

— Что с ним? — спросила женщина. — Он болен?

— Он ранен, — ответил Эрл, оглядывая комнату.

Комната соответствовала своему назначению, типичная в своем роде, если принять во внимание профессию хозяйки. Большая двуспальная кровать с высоким матрацем занимала один угол; стол, несколько кресел, шкаф, кухня, ванна с душем, будуар… — ничего особенного, что могло бы привлечь требовательный взгляд.

— Достань простыню, — требовательно сказал Эрл. — Освободи стол и расстели ее там. Приготовь все необходимое для перевязки.

— А ты заплатишь? — ее голос звучал размеренно, медленно-привычно; но в нем были слышны и твердые металлические нотки. — Он ранен, а те двое — стражники, и они преследовали его; если он виновен, то у меня будут большие неприятности.

— Не волнуйся, неприятностей не будет, — сказал Эрл. — И мы заплатим.

Дюмарест держал Лимейна на руках, пока женщина готовила стол: застилала его пурпурной простыней и ставила лампу, чтобы было светлее. Эрл осторожно опустил тело друга на ровную поверхность, слегка расслабился, чтобы дать немного отдохнуть затекшим плечу и руке и стал осматривать раны. Дело было плохо. Кровотечение возобновилось, как только Эрл убрал руку Лимейна, зажимавшую рану. Рана, нанесенная лазером, была очень глубокой, были задеты артерии, сожжены мышцы; Лимейн наверняка потерял очень много крови, и казалось невероятным, что он вообще мог двигаться с таким страшным ранением.

— Эрл! — Лимейн метался от сильной боли. — Боже, Эрл, сделай хоть что-нибудь!

— Дай ему вина, — сказал Дюмарест женщине. — Покрепче, если есть. У тебя найдется еще одна простыня, на бинты?

Эрл осторожно, стараясь причинять как можно меньше страданий раненому, перевязывал раны, а женщина смачивала бинты крепким бренди. Эрл пытался остановить кровь, бьющую из раны, но это было невозможно. Нужна была немедленная хирургическая операция; тогда бы оставался хоть какой-то шанс. А так надежды не было никакой.

— Эрл! — Лимейн попытался отстранить руку женщины; напиток придал ему сил, на бледных щеках и скулах выступил лихорадочный румянец. — Дело плохо, Эрл?

— Плохо.

— Я умираю?

— Да, — ответил Эрл спокойно. Лимейн не был желторотым юнцом, а мужчине ложь ни к чему. — Тебе больно?

— Уже нет, — прошептал Лимейн. — Терпимо, не так, как раньше. Он чуть повернул голову; мерцающее пламя свечи делало его лицо похожим на череп.

— Так много надо было сделать, а теперь не удастся… Если бы карты легли, как надо, я бы… — Он судорожно вздохнул; на его лицо постепенно проявлялась печать смерти. — Эрл, ты можешь исполнить одну мою просьбу?

— Какую?

— Ты очень мудр, — улыбнулся Лимейн. — Ты не хочешь обещать, пока не знаешь, о чем пойдет речь! Но я не прошу о многом. Только передай весточку моему брату; он живет на Лоуме. Скажи ему, что ответа с Шема, Делфа и Кловиса до сих пор нет.

— Можно, я пошлю это сообщение письмом?

— Нет, Эрл. Есть серьезные причины, по которым необходимо передать это с глазу на глаз. Поэтому я прошу об этом тебя. На Лоуме, Эрл, не забудь. И еще. Я думаю, тебя это заинтересует. Ты ищешь свою родную планету — Земля, так она называется, верно? Так вот, на Лоуме есть один человек, который, быть может, поможет тебе в твоих поисках, скажет, где она находится.

Эрл наклонился вперед, его лицо осветила надежда:

— Как его зовут?

— Делмайер. Он землевладелец, гроуэр. Гроуэр Делмайер. У него обширные владения, он богат и коллекционирует предметы старины, раритеты. Повидайся с ним, Эрл. Поговори. Я не могу ничего обещать тебе, но, может, он окажется тебе полезен.

Дюмарест колебался. Еще один промах? Еще одна неоправдавшаяся надежда и разочарование? Земля, он твердо знал это, лежала где-то в этой Галактике. Но точные ее координаты были ему неизвестны. Сознание близости родной планеты и бессилие быстро отыскать ее, надежда, умиравшая уже неоднократно, вызывали в нем глухое раздражение и усталость.

— Эрл, пожалуйста. — Лимейн положил руку на ладонь Эрла и слегка пожал ее. — Я умираю, и мы оба знаем это. Ты все равно покинешь эту планету в поисках своей родины, так почему бы тебе не побывать на Лоуме? Передай мое послание, и может статься, ты спасешь целую страну.

Преувеличение? Умирающий обычно смотрит на мир, который покидает, слегка искаженно, предвзято; но Эрл видел перед собой умное лицо, слышал рассуждения человека, находящегося в полном сознании, а не бред умирающего. А почему бы и нет, подумал Эрл. Одна планета ничем не лучше и не хуже другой, и, кроме того, возможно, этот Делмайер действительно сможет сообщить ему что-нибудь важное о Земле.

— Хорошо, — сказал Эрл. — Я передам.

— Бог наградит тебя, Эрл. — Рука Лимейна соскользнула бессильно, потом потянулась к карману:

— Адрес… он записан здесь… мой брат — хороший человек… поможет. — Лимейн вдруг открыл глаза и твердо произнес: — Ты не пожалеешь, Эрл. Я уверен.

— Он умирает, — неожиданно произнесла женщина. — Может, он просит о чем-то? Ему нужен священник? Здесь есть рядом маленькая церковь, в конце взлетного поля. Я могу сходить. — Пламя свечи дрожало в ее руке.

— Нет, — ответил Эрл. — Уже поздно.

— Еще нет, — произнесла она настойчиво, — я побегу бегом и могу успеть!

Что это изменит, думал Дюмарест. Она может привести монаха, который своими молитвами облегчит душу умирающего, но с таким же успехом она может позвать стражников, алчных до награды. Это было рискованно, и чувство самосохранения подсказало Эрлу ответ.

— Нет, — повторил он твердо.

Позолота в ее волосах сверкнула, женщина внимательно посмотрела ему в глаза.

— Ты жесток, — произнесла она медленно. — О, Господи, ты жесток и несправедлив. Неужели, ты действительно друг ему?

— Да, — ответил Эрл тихо. Он посмотрел на Лимейна. Пока они спорили, он испустил последний вздох. Эрл бережно закрыл мертвецу глаза и повторил:

— Да. Но не сейчас. Умерший не испытывает нужды в друзьях.

— Он умер? — Она чуть уменьшила пламя, опустила светильник на стол. — Что мы будем делать?

— Мы будем ждать, — ответил Эрл. — Ждать рассвета…

Время тянулось медленно, и они разговорились. Ее звали Зилия, и она была профессиональной дамой для развлечений. В ее характере самым неожиданным образом сочетались твердость и мягкая сентиментальность, чувственность; она была типичным порождением большого старого города, где традиции и условности ставили ее в жесткие рамки всевозможных ограничений. На вопрос Дюмареста, как она собирается поступить с телом Лимейна, чтобы не поставить себя под удар, она лишь пожала плечами:

— Есть люди, которые могут сделать все, если им хорошо заплатить. Я возьму часть денег себе, а тело будет найдено далеко отсюда, совсем в другом месте; и не сегодня, а завтра. Сейчас уже нет времени, чтобы все подготовить, как следует. И ни у кого не возникнет лишних вопросов и подозрений по поводу моего участия. Мертвый человек, один из заводских, случайно погибший ночью… ведь он не первый и не последний, не так ли?