Александр Валидуда - На задворках галактики

Массивная дверь открылась с противным скрипом. В желчную угрюмую физиономию жандарма пахнуло тёплой вонью немытых тел, табачного дыма и пыли. На вонь служитель правопорядка не обратил никакого внимания, но его воспалённые от частого недосыпания глаза увлажнились.

– А, чтоб тя по лбу! – пробурчал он, протирая глаза, не рискуя войти. – Масканин, на выход… Кто тут из вас Масканиным будет?

В дальнем конце камеры началось шевеление. С койки под самой решёткой окна поднялся молодой крепкий парень. С отросшей щетиной и фингалом под правым глазом, да с улыбочкой, показавшейся жандарму придурковатой. Впрочем, придурками он считал всех обитателей камер в этом крыле. И не поймёшь, то ли радуется этот придурок, то ли ухмыляется, замышляя недоброе против него – служителя правопорядка. Одежда у арестованного была мятой и грязной, что однако не помешало ему продефилировать к выходу с таким видом, будто он прямо сейчас собирался на званный приём куда-нибудь в посольство.

– А ему с вещами или без? – поинтересовался откуда-то справа хмырь с оплывшей мордой, очковым эффектом и разбитыми губами.

Сидевший рядом с хмырём кореш, как близнец похожий на него из-за тех же отметин на физиономии, заинтересованно кивнул, уставившись на жандарма унылым взглядом мутных глаз.

– А твоё что за дело, рыло собачье? – бросил жандарм и отступил в сторону, выпуская Масканина. И теперь уже обращаясь к нему, просипел привычное: – Лицом к стене, руки за голову.

Не было б здесь правонарушителей, а одни преступнички, жандарм и про наручники не забыл бы. Надел бы их, прежде чем из камеры выпустить. А так, админарест он и есть админарест.

Дверь встала на место всё с тем же режущим слух скрипом. Ключ трижды провернулся и был упрятан обратно в карман.

– Ты позубоскалься мне ещё, позубоскалься, – выплеснул недовольство жандарм. – Пошли, тудыть тя по лбу. А то лыбится он мне тут, что ни день. Мало тебе в камере досталось?

Такой вот вывод о происхождении фингала сделал тюремщик. Не верный вывод, потому как не знал он, что подконвойный уже прибыл сюда с синяком. Когда случились беспорядки, была не его смена, да и если б его, разве всех упомнишь? Их тут десятки только в этом блоке. А те два хмыря, что интересовались 'с вещами или без', то бишь навсегда или на допрос, ещё в первую ночь массового наплыва задержанных попытались установить свой порядок в камере. Эти, так сказать, старожилы, находившиеся под следствием второй месяц за уличные грабежи, возомнили себя хозяевами камеры. И вдруг неожиданно для себя оказались в роли манекенов, до утра пребывая в отключке после вступления в 'полемику' этого самого Масканина.

– Стой, – скомандовал жандарм, – лицом к стене, руки за голову.

Преграждавшая выход решётчатая дверь из толстых прутьев открылась с неизменным в этих стенах противным скрипом. Жандарм рукой показал на проход, повторил традиционные слова и затворил дверь.

– Направо… Прямо… Стой.

Перед Масканиным отворилась стандартная дверь камеры, только номера на ней не было. Он вошёл, за спиной лязгнул запираемый замок.

Окошка в камере не было, хорошо хоть вентиляционное отверстие в потолке имелось. Царившая здесь полутьма плавно сгущалась по мере удаления от двери. В центре стоял неказистый деревянный стол, по обе от него стороны два одинаковых стула. Плюс выключенная настольная лампа. Вот и вся обстановка.

Масканин прошёлся взад-вперёд, да и уселся на стул. Интересно, на допрос якобы привели? А сами до утра здесь одного продержат? Слыхал он про такие фокусы. Но нет, вскоре он понял, что за ним наблюдают через смотровое окошко. Ну что же, пускай рассматривают, плевать ему было на это.

Дверь отворилась. В камеру вошёл… Максим невольно вскочил от неожиданности. Вот уж кого не ожидал увидеть, так это Муранова.

– Садись, горемыка… – в интонации особиста прозвучала ирония. Ротмистр ощерился, прошёл к столу и врубил лампу.

– Ну что, 'герой'? – протянул он руку. – Не герой, а геморрой…

– Я тоже рад тебя видеть, – Масканин ответил на рукопожатие. – Неужто специально за мной явился?

– Ага, размечтался… В отпуске я… Ну давай, колись, как тебя замели. Кое-что мне уже нашептали, теперь хочу тебя послушать. А сперва начни-ка мне с двух вопросов. Первый: где твои документы? Второй: ты почему, чудило, в штатское вырядился? Офицер русской армии, называется.

– Лады… Документы мои в мастерской у портного. Я их просто забыл, когда пошёл на часик-другой прогуляться. Форма там же.

– На часик-другой? – Муранов усмехнулся. – Слушай, ты мне прям Колбаскина напоминаешь. Тот тоже как-то жене сказал, что за хлебом пошёл, а вернулся через месяц. Только он по блядям бегал, а ты тут отдыхаешь.

Сравнение с Колбаскиным Масканину не понравилось. Ещё по срочной службе он помнил того капитана из четырнадцатой роты. О его похождениях весь полк анекдоты слагал. А погиб Колбаскин во второй месяц войны под Героной. Но откуда, чёрт возьми, о нём знает особист? В полку-то ротмистр не так чтоб давно. Муранов прикурил, повертел зажигалку и изрёк:

– Мне из тебя по капле вытягивать? Почему в Старграде застрял? Зачем к тому портному пошёл? Давай как на исповеди.

На исповеди Масканин никогда не был, да и церковь только в детстве посещал, когда отец с собой брал.

– Сюда, в Старград, я на попутке добрался, – начал он. – Тогда слякоть была, вымазался весь с ног до головы. Сперва на вокзал сунулся, расписание на Вольногорск узнать. Но какое там к чёрту расписание… Ближайший состав на следующее утро обещали. Всё из-за эшелонов, что на фронт идут. Им-то – зелёная дорога… Ну и пошёл я по городу бродить, искать где бы себя в порядок привести. Постираться, побриться, пожрать. И набрёл на портного. Прикинул, а почему бы и нет? И зашёл в мастерскую. Деньги у меня с собой были, боевые и отпускные как раз получил… В общем, решил я у портного повседневку заказать, а то её у меня совсем нет. Мастер меня помучил с полчасика и заверил, что к вечеру будет готово. Деньги взял наперёд. Потом предложил костюм этот купить, ну я и согласился. Тем более что дочь его вызвалась полевуху простирнуть. Не ходить же мне как свинье по городу?

– Понятно, – сказал Муранов, затягиваясь. Потом поискал в незапертых выдвижных ящичках пепельницу. Не нашёл и стряхнул пепел на пол. – Ну а дальше?

– А дальше… А дальше я из столовки вышел. Погулять просто. Тут толпа какая-то, транспаранты, флажки. Мне они по боку были, просто по пути пошёл.

– Ты башкой-то своей думал? Нашёл с кем по пути ходить. Тоже мне статист. Хотя… – Муранов выпустил дым. – Хотя, может оно и к лучшему, что ты там оказался. Напели мне про твои подвиги…

– Слушай, ротмистр, – устало произнёс Масканин, – ты мне лучше скажи, когда меня выпустят. Я, блин, задрался здесь торчать. Ещё посижу чуток и порешу полкамеры.