Александр Валидуда - На задворках галактики

Следующий коридор. Боец вскидывает руку. Радостные маты Григорьева. А вот и сам вахмистр.

Все бегут ко второй лестнице. Вдруг один из бойцов валится на пол и хрипит. Остальные словно пьяные. Вахмистр пытается вспороть себе брюхо. Ботинок вышибает нож из рук. Удар, Григорьев без сознания сползает по стене. С лестницы звучит выстрел. Красевич бросается туда.

На разбитом плиточном полу лежит штурмгренадёр, судя по позе – застрелился. Прапорщик сцепился со вторым бойцом, не давая тому зарезаться. Удар, боец слабеет и отключается. Половняк забирает у него нож.

– В коридор! Следи за остальными!

– Есть!

Красевич бросился наверх, дурея от бьющихся в ушах молоточков. Будто вся кровь прилила к голове! В мышцах откуда-то взялась скованность, жгучей усталостью разливаясь по телу, просящему отдыха, а лучше сна. Долгого, беззаботного сна. И так хочется взять 'Сичкарь', ведь в нём ещё остались патроны. Взять пистолет и рассчитаться с этой бредовой, нескладной жизнью… Ну уж нет, суки!

Старушка-граната за угол, все 'рога' кончились. Грохот. Орёт в дыму закопчённый боевик, сжимая хлыщущий кровью обрубок ноги. Приклад в окровавленную рожу – затих.

На этаже тихо, внизу глухо бухают и трещат выстрелы. Или это на улице? Все двери на распашку, везде бардак и поспешные следы бегства. Труп бунтовщика в сортире. Застрелился. Странно. А может как раз логично. Шорохи и тихие голоса за дверью. С ноги по замку, дверь отскакивает вовнутрь. БЦ-4 в проём. Кажется, это ОН или ОНИ. Хорошо, что старушки остались, осколков меньше и ВВ слабее. Взрыв. У разбитого окна мертвяк. Хотя нет, рука по локоть в лохмотьях плоти, левый голень проткнут сломанной ножкой стула. Но жив, сволочь. У стены шевеление. Под обломками книжного шкафа кто-то хрипит. Из-под груды книг и полок руки выдёргивают второго. Из ушей кровь, со рта пена. Агония. Если пена, значит не граната его. Сам себя умертвил, урод, 'стиратель' значит. И башку резать бесполезно, наверняка уже дебилом стал. Или как там этих называют?

А раненый в отключке. Повезло. Для него замечательный укольчик имеется в небьющимся шприце. Ну вот и ширнули, теперь можно жгуты наложить, а то загнётся ещё. Впрочем, голова-то у него не пострадала! …Рутковский сиял как новенький медяк.

– Дворец полностью под контролем, господин поручик! Только что отбита первая атака с улицы. Похоже на разведку боем. Хотели огневые средства наши выявить. У них снайпер, бьёт по окнам. Мой пока его не выявил. Зато снял наблюдателя с собора. На колокольне сидел.

– Если удержимся до прихода наших, то задачу мы свою выполнили, – Красевич подставил макушку под струю холодной воды. В разгромленном туалете только этот умывальник уцелел. – Потери?

– Три убитых, восемь раненых. Пять тяжёлых. Лёгкие боеспособны. В строю двадцать семь. С вами и Половняком – двадцать девять.

Мало людей для серьёзной обороны, подумал Красевич. Если кавалеристов и жандармов остановят, то можно будет ждать решительного штурма. Правда, ещё юнкера должны ударить.

– Далеко наши?

– Вольногоры дошли до рынка, продвигаются вдоль Крестовоздвиженской, Кирилловской и Кедровой. Идут спешенными, в штурмовых группах. Жандармы продвигаются медленно, несут большие потери. Медленно идут и юнкера. Тоже штурмовыми группами. Начальник училища их бережёт. Но блокаду они прорвали и соединились с жандармами.

Красевич сплюнул и вытер лицо краем майки, попутно обдумывая положение. Дворец в осаде, под прицелом пулемётов. Кавалеристы подойдут, судя по их темпу, часа через два. И это не смотря на наличие в штурмовых группах пушек и зениток. Юнкера и жандармы вообще придут хрен знает когда, если ещё придут. А у юнкеров ведь тоже с артиллерией не слабо. Всё ж таки артучилище. Гаубицы, конечно, они из парка не вывели, а вот пушки всякие – их работа доносилась и досюда. Значит, будем сидеть во дворце. Главное, централизованное управление у бунтовщиков нарушено. А самое важное – удачный захват 'стирателя'.

– Что ещё, корнет?

– Там это… – Рутковский враз помрачнел. – В подвале нашли архивные помещения. Завалены трупами. Женские отдельно. Похоже, изнасилованы и заколоты штыками… Среди тел найден губернатор. Растерзан как… Его… если угодно, командир, сами посмотрите.

– Не хочу… Что там вахмистр? Очухался?

– Да. Я его остограммил. И других спятивших.

– Они не спятили. Они не виноваты. Можете мне поверить. У порога возник Половняк, пылающий 'одухотворённым взором'.

– Разрешите обратиться, господин поручик?

– Попроще, – буркнул Красевич, кивая и застёгивая китель, – не в строю ведь находимся.

– В одной из комнат телефон как припарочный тренькал, – начал доклад прапорщик. – Я трубку взял, на проводе барышня. Оказывается, она во дворце работает и живёт в доме через дорогу. Дома оказалась до захвата. На обед ушла. Так вот, говорит, что во дворе миномёты разворачивают. И бандитов там много.

– Так-так! С миномётов следовало бы начинать, нет?. Она ничего не путает?

– Никак нет. Я долго переспрашивал, заставлял описать. Хотел тип установить, но… Толку от неё в этом – никакого. Зато она бунтовщиков по головам пересчитала. Около шестидесяти. Миномётов – четыре.

– Метров триста до них, – прикинул Красевич. – Явно не тяжёлые.

– Скорее всего восемь два, – предположил Рутковский. – В принципе, на триста метров бить могут.

– Вижу, прапорщик, идея у вас, – заметил Красевич.

– Так точно. Что если в артягу сообщить? Пускай миномёты подавят.

– Х-хэ! У нас вроде артиллеристов нет. Кто корректировать будет? Кто данные правильно передаст?

– Так ведь в училище карты города должны быть. Там каждый домик, каждая будка обозначена. И миномёты в боксах – их минимум на дивизион хватит.

– И стрелять не юнкера будут, – поддержал идею Рутковский. – Преподаватели в артяге – ассы в своём деле. Иначе, кто б им преподавать доверил?

– Уговорили, чёрт с вами. Но кто корректировать будет? Та барышня?

– Попросим, – пожал плечами Половняк. – Хотя бы куда пристрелочные мины упадут она скажет. Во двор или в дом…

– Ей на башку, да? Будет стоять у окошка и ждать когда осколки стёкол её располосуют. Не согласится.

– А вдруг?

– Что ж. Пробуйте. Григорьева ко мне. И радиста. Впрочем, отставить. Сам спущусь. Радист пусть штаб кавполка вызовет.

Идея прапорщика воплотилась наилучшим образом. Радист наладил устойчивую связь с артучилищем, Половняк вышел на помдежа, а через него на заместителя по учебному процессу полковника Федорцова. Обрисовал ему замысел и сразу получил согласие. Испуганная девушка, державшая связь с Половняком по телефону, также дала согласие. Это потом ей стало страшно до жути, но прапорщик Юра говорил так убедительно, так настойчиво, что она не решилась передумать. Не обстрела она боялась, так как не представляла что это такое, в голову ей лезли мысли, что вот-вот ворвутся в квартиру бандиты и отомстят. Она не знала, какая участь постигла её сослуживец во дворце, зато из окна спальни прекрасно видела как из соседнего дома выводят жильцов, издеваются и грабят. Видела, как за окном бегают десятки бандитов, таскают какие-то ящики и какие-то короткие трубы на сошках, слышала их матерную ругань и смех. А Юра по телефону успокаивал, говорил, что ей только надо сообщить куда упадут первые мины, что этим она здорово всем поможет, что в артучилище есть подробные карты города, на которых отмечено всё, даже старая ива в центре двора и трансформаторная будка на углу её дома. Путаясь в проводе, она с телефоном бегала из кухни в комнаты и обратно.