Федор Березин - Война 2010: Украинский фронт

Время от времени, двигаться в верхотуру служебных лестниц, мальчикам Эдипам помогал обычный блат. Причем, на удивление часто по отношению к прочему множеству служивых. Видимо, породившие сих юношей дяди, с мозгами, упрятанными под широкими аэродромами фуражек, и с волосатыми руками торчащими из кителей, решали, что проще всего, раз уж семейно-клановый процесс воспитания выдал нулевой КПД, пристроить чадо в родимую организацию. Здесь наличествовала малая, но все же не равная минус бесконечности вероятность повторения гусеничной прокрутки воспитательного процесса еще разок: все-таки училище вещь уникальная, здесь гусеница движется с особо жестким трением. Может быть, время от времени что-то и в самом деле выходило. Куда чаще, все же чрезвычайно утомившийся от ранних подъемов мальчик Эдип сбегал в долговременный «самоход», и дяде в красивой фуражке приходилось доплачивать прокурору, для сведения наказания по статье «Дезертирство» до милой детской шуточки. Бывало, особо наивных Эдипов, всяческими посулами и обещаниями скорых офицерских баклуш, все же уговаривали дождаться выпуска. Иногда их, и правда, не обманывали. Тогда они уверенно оседали где-нибудь в штабе. Но в особо редких случаях, они все же умудрялись вляпаться в настоящий боевой дивизион, к какому-нибудь полковнику Бубякину. Ну что ж, то был его крест, порция-добавка к погонным звездам – его приходилось волочь куда-то в гору.

Что интересно, иногда мальчики Эдипы двигались по службе даже без блата. Тут работала одна известная любому опытному начальнику схема. Мальчики Эдипы путаются под ногами, их прямые обязанности приходится распределять по другим, однако отправить их куда-то в «дисбат» не то что невозможно, а просто нельзя. ЧП повешенное на часть, это как флаг с черепом и костями: минимум год тебя будут дергать на всех совещаниях, а карьера окончательно закольцуется на майорском уровне. Потому лучшим трюком будет эдакий. На всяческие прогулы и опоздания подопечного внимания не… «Я как раз смотрел в другую сторону», ну или там, пожурить. Зато за малейший плюс – пойдет даже явление на службу без задержек два денька кряду – в учетную карточку лепятся поощрения; их можно даже не зачитывать перед строем, внося ропот в окружающих, – эдакий тайный сюрприз. Зато потом, когда где-то в другой части высвободится подходящая должность, можно смело, под коньячок поболтав с начальником строевого отдела, рекомендовать Эдипа туда. Иногда мальчика закручивает в такую рулетку несколько разочков подряд. Тогда он приобретает погонную звезду средних размеров и окончательный снобизм.

Естественно данный трюк, мог вполне испортить карьеру кому-то рядом стоящему, разуверить в социальной и прочей справедливости. Но уж от таких издержек избавиться никоим образом не получалось. Осевая шестеренка Колеса Жизни крутится без остановок, уверенно перемалывая кости. Ее не остановить.

Командир группы дивизионов С-200 Михаил Бубякин покуда понятия не имел, по какой их схем сработать в плане мальчика Эдипа по фамилии Матвиенко. В конце-концов, у него имелись непосредственные начальники; вовсе не стоило наклоняться через их голову и портить накатку обретения воспитательского опыта. У полковника хватало своих забот – один из таких мальчиков Эдипов наличествовал в его собственной семье. Угораздило боженьку, помешивающего прихваченной где-то кочергой, в процессах слияния всяких аденинов, тиминов и цитозинов в нуклеотидную цепь, отвлечься на что-то другое. Вот и сбилась вся задуманная репликация.

О фоновых жертвах акции лучше сейчас не думать. Да, погибнут люди. Но ведь и так кто-нибудь с неизбежностью погибнет. Если электронное чудо из будущего начнет работать – а оно начнет работать, ибо толпа вокруг не шуточная и возбуждена не слабо – то несколько десятков человек – по минимуму – превратятся в давленные бифштексы. Тем не менее, одно дело остаться просто наблюдателем – да, случилось, но ты-то не причем! Другое – самому обратиться спусковым механизмом судьбы. Все осложнено, как всегда, фактом, что оба варианта реальности – с вмешательством в оную, или без – просмотреть разом не выйдет. Надо делать выбор. Однако если ты человек дела, а не мудрец, сидящий в бочке из образов и усложненных пошаговых мечтаний, то просто отснять всё на фильмовую бобину памяти, дабы при случае тихонько всплакнуть и покусать локотки, тебе ни коим образом не удастся. Ибо, если не ты, то кто же?

Майор Шмалько решительно, но мягко доворачивает тубус РПГ до нужного ракурса. Он прикладывается к оптике…

– Твою в качель! – вслух удивляется Ладыженский, ибо тоже видит: глаз танкового наводчика устроен не сложней, чем у прочих приматов, но тут уж кто на чего учился.

– Кто ж это? – спрашивает Шмалько, не веря одному глазу, и вскрывая избыточный для прицеливания левый.

– Вфиндолили прямо в локатор, – поясняет наблюдаемое в бинокле Ладыженский. – Как думаете, пан…

– Козлы, – не сдерживает эмоций Шмалько, и сливает далее: – Долбо…бы! Что ему будет-то? Это ж решетка фазированная. Вот же…

Все правильно. Он переваривает то самое знание, коего так не хватает орудующему с другой стороны площади Ленина «полуснайперу» Тиграну Григорьевичу. Будь они сейчас с глазу на глаз, знакомы, и за кружечкой пивка, Шмалько бы пояснил, что к чему простыми словами:

– Понимаете, уважаемый, тут не просто локатор с одинарным облучателем. Тут целая система – тысячи волноводов. Если вы выводите из строя один-два, пусть даже, десяток-два – не случится ровным счетом ничего. Это как в голографии. В обычном фото, если вы оторвете кусочек снимка, исчезнет часть изображения. А в голограмме будет вовсе не так. Просто, понизится четкость всего кадра. Все станет чуть меньшего разрешения. Зернистость, как бы, увеличится. Причем соотносительно размера ущерба. Тут такая же петрушка. Вот что такое десяток штырей, по отношению к двум-трем тысячам? Менее процента! Именно на столько и понизится мощность луча. Если до этого штуковина давила вкруговую на пол км, то тепереча будет на метр меньше. Вас это спасет? Стоит ли…

Наблюдая за изменениями на площади, майор Андрей Валентинович внезапно приходит к выводу, что…

– Ст о ит! – произносит он вслух, и все рядом возлежащие понимают, о чем речь.

На площади Ленина уже началась свалка. Вначале турки из оцепления машины с перепугу впулили в небо над головами пару-тройку быстротечных рожков. Затем…

– Твою бого-мать! – удивляется кто-то. – Это…

– Включились, наверное, – комментирует Шмалько, ощущая по всему туловищу странный жар. – Далеко добивает… сука.

Похоже, кто-то из командировочных спецов «семь-восемь-девять» не выдержал, врубил-таки свою «хаммеровскую» тачанку. Теперь миллиметровая гребенка лупит по окружающей местности, по людям, зданиям, спокойно сунувшему руку в карман Дедушке Ленину – здесь, в исключительно рабочем некогда городе, Владимир Ильич, в повадках и в ширине плеч, мимикрировал под работягу. Весьма вероятно, поставленный в круговое сканирование луч рубит и по высоченному обелиску, установленному комсомолом лет эдак сорок назад, на столетие присутствующего тут Ульянова. Где-то под обелиском нержавеющая капсула с посланием. Эдакий «Пионер-11» несущийся к звезде Альдебаран в созвездии Тельца. Правда, здесь не к инопланетянам – к собственным потомкам: «Наши далекие праправнуки! Вы, ныне живущие при коммунизме, в обществе без страданий и войн…». Совершенно в молоко! Нострадамусы хреновы. Лучше бы отправили эту капсулу куда-то на Марс, к Аэлите, подальше от позорища. Просто стыдно за предков. Такой наивняк!